Столпническая жизнь составляетъ рѣдкое явленіе въ церкви христіанской и какъ такое оно возбуждаетъ сомнѣнія въ своей цѣлесообразности. Ho сомнѣнія эти происходятъ лишь отъ поверхностнаго знакомства съ такимъ оригинальнымъ явленіемъ. Чтобы правильно судить объ извѣстныхъ дѣйствіяхъ человѣка, надобно знать его побужденія и цѣли и разсмотрѣть ихъ въ отношеніи къ природѣ человѣка и духу вѣры. Если эту мѣрку мы приложимъ къ явленію „столпничества", то найдемъ, что оно есть одно изъ благодѣяній божественнаго промысла для церкви, особенно благотворныхъ тогда, когда общественная жизнь не сообразовалась съ началами жизни христіанской. Оно показывало образецъ благочестивой жизни; ревнителямъ же высшаго совершенства, предписываемаго евангеліемъ, раскрывало обширное поприще для подвиговъ самоумерщвленія. „Столпничество", такимъ образомъ, представляло новый видъ добровольнаго мученичества и возникло-то оно какъ разъ тогда, когда прекратился подвигъ мученичества. Оно есть какъ бы продолженіе его. Что совершили св. мученики, то довершили св. столпники. Какъ страданіями и терпѣніемъ тѣхъ возбуждались вѣра и нравственность первенствующихъ христіанъ, такъ строгими аскетическими подвигами св. столпниковъ возбуждались къ благочестивой жизни вѣрующіе. Какъ твердость св. мучениковъ сокрушила силу язычества, такъ ревность св. столпниковъ разрушала идольскія капища. Какъ изъ радости, съ какою св. мученики шли на страданія, открывалась сила христіанства, такъ изъ готовности, съ какою св. столпники самоумерщвляли себя и отрекались отъ всѣхъ удовольствій плоти и міра, открывалась сила ученія Христова. Для своего времени св. столпники были тѣмъ же, чѣмъ были мученики въ первыя времена христіанства, т. е. живымъ свидѣтельствомъ святости Христовой вѣры, образцомъ чистѣйшей нравственности, побужденіемъ и подкрѣпленіемъ для колеблющихся орудіемъ обращенія для невѣрныхъ, о чемъ подробно будетъ рѣчь ниже.
Далѣе, отступленіе св. столпниковъ отъ обыкновенной подвижнической жизни, выразившееся въ стояніи на столпахъ, имѣло свой глубокій смыслъ и значеніе: „столпничество" являлось противоположнымъ культомъ языческому почитанію горъ и холмовъ. Какимъ образомъ? Извѣстно, что „столпничество" развилось въ Сиріи, а общей характеристикой сирійскаго подвижничества, по мнѣнію проф. Петрова, можетъ служить характеристика ветхозавѣтныхъ праведниковъ, данная апостоломъ Павломъ въ его посланіи къ Евреямъ, гдѣ онъ говоритъ, что ветхозавѣтные праведники были побиваемы камнями, скитались въ милостяхъ и козьихъ кожахъ, терпя недостатки, скорби, озлобленія. Тѣ, которыхъ весь міръ былъ недостоинъ, скитались по пустынямъ и горамъ, по пещерамъ и ущеліямъ земли [DCCCXII]; и сирійскіе подвижники въ подражаніе ветхозавѣтнымъ жили на горахъ, въ вертепахъ, въ „хлѣвинахъ" до того узкихъ и тѣсныхъ, что въ нихъ можно было жить сгорбясь или лежа, нерѣдко оставались подъ открытымъ небомъ, подвергались зною и непогодѣ. Преподобный же Евсевій (18 Февр. Прологъ), не довольствуясь жизнію на горѣ, окружилъ себя каменною оградою [DCCCXIII]; здѣсь можно усматривать переходъ къ „столпничеству". Сирійское подвижничество, значитъ, было какъ бы культомъ горъ; а „столпничество", какъ одинъ изъ видовъ сирійскаго подвижничества, по нашему мнѣнію, представляло собою противоположность языческому религіозному культу горъ, горныхъ духовъ и исполиновъ. Такъ какъ высоты по своему назначенію имѣли непосредственное отношеніе къ священнымъ богослужебнымъ дѣйствіямъ, то онѣ, какъ богослужебныя мѣста, пользовались у язычниковъ большимъ уваженіемъ и любовью, чѣмъ какія-либо другія мѣста, не возвышавшіяся надъ землею. Причина этого понятна. У языческихъ народовъ особенное почтеніе къ высотамъ вызывалось ихъ взглядомъ на божество. Признавая своихъ боговъ за существа высшія всего земного, они старались и найти ихъ не на землѣ, а выше земли. Чрезъ совершеніе богослуженія на возвышенныхъ мѣстахъ, горахъ и холмахъ, высившихся къ небу, или впослѣдствіи на искусственныхъ возвышеніяхъ, язычники думали стать въ болѣе близкое отношеніе къ богамъ. Большимъ уваженіемъ у нихъ пользовались, поэтому, тѣ горы, гдѣ небо и земля какъ бы соприкасались. Эти горы имѣли значеніе мѣстопребыванія боговъ. Таково было значеніе горъ у арійскихъ народовъ: у грековъ почитался Олимпъ – гора боговъ, у Индійцевъ – Меру и пр. Религіозное почитаніе возвышенностей съ языческой почвы перенесено было потомъ на почву истинной религіи, и на языческихъ высотахъ начало славиться имя Іеговы. Что еврейскія священныя горы прежде почитались язычниками это видно изъ указаній Библіи. Такъ, напр., на горѣ Синаѣ былъ культъ языческаго бога Сина. Названіе возвышенности Ваалъ-Ермонъ [DCCCXIV] указываетъ на почитаніе тамъ Ваала; на горѣ Ермонъ нѣкогда стоялъ храмъ Ваала, какъ подтверждаютъ до нынѣ сохранившіеся на склонѣ горы и на южной ея вершинѣ обломки храма и свидѣтельство блаженнаго Іеронима. Сирійцы называли еврейскаго Бога Богомъ горъ [DCCCXV]. Этотъ фактъ даетъ возможность видѣть, что у нихъ господствовало вѣрованіе въ то, что горы суть мѣста пребыванія боговъ, покровительствующихъ живущимъ подлѣ нихъ народамъ. Такое же представленіе о горахъ, какъ жилищахъ боговъ, имѣли и вавилоняне, что подтверждается словами пророка Исаіи о погибшемъ вавилонскомъ царѣ [DCCCXVI]. Въ свидѣтельствахъ внѣ библейскихъ [37] можно находить указаніе на многія другія горы, не названныя въ ветхомъ завѣтѣ, – но имѣвшія для язычниковъ священное значеніе, какъ мѣста пребыванія боговъ. Особенно цѣны въ этомъ отношеніи надписи набатейскія, гавранскія и свидѣтельства христіанскихъ и языческихъ писателей. Изъ нихъ открывается, какъ широко былъ развитъ культъ высотъ у язычниковъ [DCCCXVII]. Не былъ онъ чуждъ и евреевъ. Извѣстно, что онъ существовалъ особенно въ царствѣ израильскомъ и отъ первыхъ временъ судей и почти до самаго плѣна совершалось почитаніе Іеговы въ жертвахъ закланія и куренія, приносившихся на алтаряхъ, устраивавшихся большею частію на возвышенностяхъ и холмахъ. Высоты эти, по словамъ Евальда, были похожи на древне-ханаанитскія капища и состояли изъ высокаго каменнаго конуса (символа святости), изъ высоты въ собственномъ смыслѣ, изъ алтаря, священнаго дерева или рощи и изображенія отдѣльнаго божества. По мнѣнію Тенія высота представляла огражденіе, огороженную площадь, священную ограду [DCCCXVIII]. Этотъ то культъ высотъ и былъ положительнымъ идолопоклонствомъ у язычниковъ всѣхъ временъ. Понятно, что христіанскіе подвижники не могли быть равнодушными зрителями такого языческаго культа и не могли допускать дальнѣйшаго его существованія. И вотъ въ лицѣ св. столпниковъ они занимаютъ сначала, въ глазахъ язычниковъ высоты горъ и ущелья, а затѣмъ устраиваютъ столпы, напоминавшіе собою языческіе священные ограды и жертвенники, чтобы ниспровергнуть культъ идолопоклонства въ самомъ его центрѣ и замѣнить его христіанскимъ богопочтеніемъ.
[DCCCXII] XI. 37 и дал.
[DCCCXIII] Петровъ, о происхожд. и составѣ славяно-русск. печ. пролога, стр. 156.
[DCCCXIV] 1 Пар. V, 23; Суд. III, 3.
[DCCCXV] 3 Цар. XX, 28.
[DCCCXVI] XIV, 13.
[DCCCXVII] М. Пальмовъ. Идолопоклонство у древнихъ евреевъ. СПБ. 1897 г. гл. II, стр. 152, 176.
[DCCCXVIII] Петровъ. О происх. спав. – русск. прол., стр. 157.