Г. Розанова смущаетъ то, непонятное для него, явленіе, что аскеты, „совлекши съ себя плоть, любятъ однако плоть и плотское, не убѣгаютъ въ пустыню, а бѣгутъ къ людямъ, а если и удаляются въ пустыню, – ласкаютъ львовъ, вынимаютъ занозы изъ медвѣдя, не могутъ оторвать взгляда отъ звѣздъ, т. е. во всѣхъ видахъ любятъ міръ и именно въ плоти его", – то естественное объясненіе этого явленія въ самой природѣ аскетизма, въ основаніи котораго лежитъ начало самоотверженія и великодушія. Мы не будемъ утверждать, пишетъ г. Сменцовскій, что аскеты любятъ міръ именно въ плоти его, на чемъ такъ усиленно настаиваетъ г. Розановъ, но не будемъ называть эту любовь къ міру плотскою. Они любятъ всѣ творенія Божіи, любятъ міръ и съ духовной и съ тѣлесной его стороны, любятъ дѣятельно, не словомъ и языкомъ, но дѣломъ и истиною, согласно наставленію апостола: „если братъ или сестра наги и не имѣютъ дневного пропитанія, а кто нибудь изъ васъ скажетъ имъ: идите съ миромъ, грѣйтесь и питайтесь, но не дастъ имъ потребнаго для тѣла; что пользы"? [MCLIV]. Зная по опыту, какъ трудно отказывать себѣ и переносить лишенія, они всегда съ готовностію облегчаютъ страданія ближнихъ и даже безсловесныхъ тварей [87], но еще болѣе они сочувствуютъ душевнымъ немощамъ ближнихъ и облегчаютъ ихъ, еще чаще упражняются въ дѣлахъ милости духовной, а тѣлесную вещественную милость они оказывали предъ своимъ выступленіемъ на аскетическіе подвиги [88].