— Господи, вразумишь ли меня? За что опять покарал? Не я ли молился, не я ли просил тебя? А какую милость обрел? Новое горе. Так за что, спрашиваю тебя? Ты погляди, всевышний, на мои руки — все годы я не ведал отдыха. Я не из-за корысти пахал землю, людей обувал. Я хотел добро делать. Жил по святым заветам. А чего достиг?
Полоска зари затухала, в сумраке тонули окрестности, едва виднелась речка, темной стеной вставал вдали лес. Дядя Василий с неистовством завопил:
— Не хочешь услышать глас мой? О господи, да неужто не жаль тебе бедного раба свово? За что мне такие муки? Как ты мог за все доброе отобрать у меня сынов? Ответь мне, господи!
Ветер подул еще сильнее. Тревожно зашумела трава, и совсем погасла заря. А дядя Василий еще стоял и ждал ответа.
Через несколько дней он отнес в церковь ключи и Евангелие. Как совсем ненужные.
А на краю деревни, в молодой березовой рощице, зазеленели новые деревца в память о Панке. Посадили мы их рядышком с березками Капы и партийного секретаря Максима Топникова. Более близких у него в этой рощице не было.
Прибавилась новая запись в книге протоколов заседания правления колхоза. Правление постановило навечно зачислить в список членов колхоза Павла Васильевича Глазова, погибшего на трудовом посту. Председатель Сергей Яковлев скрепил это постановление печатью и сказал:
— Только бесстрашным воинам даются такие почести. Комсомолец Павел Глазов и был таким: ни перед кем не клонил своей головы.
Последний батрак
Как и год назад, деревню разбудил гул трактора. Ехала Галинка, да не одна, а с братишкой Мишкой и дедушкой Зубовым. Галинка на железном, в две растопыренные ладошки, сиденье, за рулем, а Мишка и дед по бокам. Появились неожиданно. Мишка, правда, не вызывал недоумения — с лесных заработков возвращался, у него и котомка за плечами. А Галинка? Она должна была стажироваться на курсовом хозяйстве, как же попала к нам, в Юрово? Тоже и дед Зубов. Всю зиму где-то пропадал, ходили слухи, что будто бы уже богу душу отдал. А он, пожалуйста, на тракторе катит и с усмешечкой, которую, как ни старался, не мог спрятать в прокуренной бородке. В пастухи, что ли, опять собрался? Так место это давно занято Графом Копенкиным.
Домой Галинка не заглянула. Дважды объехав во круг березовой рощицы, повернула в поле. Мишка и дед Зубов с ней же. У лесочка, на сгоне к оврагу, остановилась. Кругом чернели засеянные полосы, на иных уже огнисто разбегались всходы яри, только две полоски пустовали, где земля спеклась, поблекла, оставалась без единого живого растеньица. Свою полосу Галинка узнала сразу, а вторую нет. Спросила у брата.
— Надо быть, Василия Пятого.
— Как? И он не засеял? — удивился дед.
Галинка ничего не ответила, развернула трактор и поехала по краю своей полосы. У оврага повернула трактор на полосу дяди Василия и тоже пошла краем, так вкруговую и начала пахать обе забытые полоски. Двухлемешный плуг глубоко врезался в землю, опрокидывал широченные пласты. Слежавшаяся земля не рассыпалась. При свете солнца слезами поблескивали на сгоне капельки влаги. Земля как бы жаловалась, что так долго никто к ней не прикасался, и вместе радовалась, что наконец-то дождалась настоящих хозяев.
В тот же день обе полоски были засеяны. Рассевал семена дедушка Зубов, а Мишка, притащив из деревни пару борон, был за главного на заделке семян. Когда пришел на поле дядя Василий, Галинка сказала, указывая на засеянные полосы:
— Это за Панка и за нас. Наш колхозный пай!
Из Юрова Галинка направилась в Высоково, одна, без Мишки и деда Зубова. Предколхоза Яковлев отвел ей для пахоты большой суглинистый пустырь за речкой Куриный брод. Земля тут не пахалась много лет, считалась бросовой, бесплодной. Да и как она могла родить, если с незапамятных времен не получала навоза? Только на огородцы и хватало его у безлошадной и бескоровной голи, за которой числились эти наделы, теперь перешедшие в колхоз.
Демьян Дудоров и сейчас было возражал против вспашки пустырей. Раз, мол, пришел трактор, то лучше бросить его на взмет паров, чем заниматься зряшным делом.
— Посмотрим! — хитровато подмигнул Яковлев.
Вместе с Фролом Горшковым он собрал с десяток телег, прицепил их к трактору (составился целый поезд), на телеги посадил баб и заставил Галинку до начала вспашки прокатиться в Шачино за драгоценным грузом. Грузом этим оказался конский навоз от мельничной коновязи. Возили целый уповод.