В избенку Милитины-сиротины я вернулся, когда она вынимала малыша из корыта. Увидев меня, хозяйка принялась пробирать: нашла, дескать, кому доверить ребенка, старый на печку, молодой — из дома вон. Работнички!
— Хозяюшка, не бранись, — подал Швальный голос с печки. — По делу он ходил, за лекарем. Лихоманка затрясла совсем…
— Так что же ты молчал? — уже помягче проговорила она.
— Не говорится, милая, всего свело.
— Ой, напасти, — забеспокоилась она. И ко мне: — Придет — нет фершал?
Я сказал, что его нет дома, что принес облаток.
— Напасти, — повторила она. — Но что ты стоишь? Отдай свои облатки да раздевайся. Нет, не снимай шубу, — вдруг остановила меня. — Пойдем баньку затопим. Банька всю хворь снимет, — уверенно заявила она.
Баню мы натопили жаркую, Милитина-сиротина не пожалела последних дров. Сама она провела старика и уложила на полок. Потом, сунув мне в руки веник, наказала, как «выхлестывать» из дедка хворь, и вышла в предбанник. Но нестерпимая жара вынудила меня немедленно выскочить за двери, где еще находилась хозяйка.
— Не могу! — плюхнулся я на пол.
— Где так ловок, дотошен, а тут… Да уж ладно.
Она скорехонько разделась, собрала на затылке в пучок густые волосы, и, покачивая гладкими бедрами, шагнула к дверям. Я стыдливо взглянул на нее, всю обнаженную, молочно-белую, туго подтянутую в талии. Должно быть, она почувствовала на себе мой взгляд и, полуобернувшись, прикрывая груди руками, бросила:
— А ты не больно пяль глаза.
После бани молодая хозяйка напоила Швального чаем и уложила в постель на печку. А я опять взялся за шитье. Теперь уж одному приходилось все делать, надеяться не на кого.
И что-то страшновато стало: сумею ли один-то?
В избе стоял полумрак — лампешка-семилинейка светила плохо. Впрочем, света мне хватало, в полумраке еще лучше — по крайней мере, хозяйка не так будет приглядывать за моим шитьем. Чужой взгляд всегда меня смущал. Но нет, управившись по дому, она тоже легла спать. Видно, умаялась за день.
Я поуспокоился, но ненадолго. Тимка тут как тут пришел на память со своими разговорами о Мышке, об отце, о маме. Лучше бы уж не встречаться с ним, не знал бы — все легче.
Скверно, скверно! А может, Тимка приврал? Ведь ябедник же! А если не приврал? Как теперь там без Мышки? С горя небось и запил отец. Как же им помочь-то? Скорей бы домой, на побывку. Приехать и… Вот и загвоздка: что я там сделаю, что?
Я оглянул избу, словно ища ответа. Было тихо, все спали. Изба молчала. Нет, постой! А что, если приехать и прямо к Никанору: не смей спаивать папу! Тогда уж папа будет домой носить всю получку, накопит на какую-никакую лошаденку. Ага, и утрет нос синегубому!
На этом решении я и остановился, оно вовсе успокоило меня. Теперь шить, шить!
Заделав борта, я сметал верх, посадил на подкладку. Как раз к этому времени пришел брат хозяйки Сергейка, паренек чуть побольше меня.
— Ого, готово, — увидел он подготовленную к примерке сметку. — А кто примерять будет?
— Я.
— Ты? — Сергейка не поверил. — Врешь!
— А вот и не вру. Давай!
Ох, как я осмелел! До этого побаивался: как буду первый раз примеривать, а тут… Пусть не смеется! Я старался все делать так, как Швальный: одергивал полы, всматривался, не морщинит ли где, не ведет ли. Пришпилил рукава, они были немного длинноваты. Мелком пометил, где нужно снять, подровнять.
— Вот и все, — кончая примерку, сказал я, подражая и тут Швальному.
В душе я гордился: примерка, первая, какую я делал сам, один, удалась! Все шло ладно и после. Посаженные на кромку борта были ровные, прямые. Красиво лежали на карманах фигурные клапана-покрышечки. Воротник как влит. Не пиджак, а загляденье. Но радость моя исчезла, как только вшил рукава. Они глядели в разные стороны, как на чучеле, которые выставляют в огородах для острастки ворон. Пришлось спороть их и вновь и вновь приметывать. От напряжения я, как всегда, потел, а Сергейка, наблюдая за мной, неодобрительно сводил брови. В его глазах я читал: что, хвастунчик, зашился? Это выводило меня из терпения.
— Хорошо тебе глазеть. Ты думаешь, дело это шуточное? — бурчал я, чтобы хоть как-нибудь оправдать свои неудачи.
Только после нескольких примерок рукава встали на свое место — не забегали больше вперед и не тянулись назад. Я вытер пот и облегченно вздохнул. Но все еще не совсем доверялся сделанному, так и сяк вертел злосчастные рукава, со всех сторон оглядывая их.
За работой я не замечал, как шло время. Швальный похрапывал, хозяйка, пробудившись, ахнула: «Еще сидишь? Ложился бы, что ты, малый?» Я покрутил головой: некогда!