Но никуда мне не удалось пойти ни в этот вечер, ни в следующий. Лиду видел только, когда она приходила за своим пальто, которое выдавал ей Иона. Мне и это не довелось сделать. Хорошо, что хоть он отпустил девушку без ехидных усмешечек.
Несколько дней корпели мы над фуфайками да жакетами. Иона подгонял нас: скорее, скорее, в селе новый заказ нас ждет! Как потом узналось, заказ был особенный: предстояло шить свадебные наряды, вот и боялся, видно, прозевать. Вставали рано, ложились только после полуночной переклички петухов. Тут уж вовсе недосуг было ни в клуб пойти, ни заглянуть во французскую книгу, которая так и лежала у меня в котомке. Григорий порой засиживался дольше всех. Поставит на краешек стола лампу, из газеты сделает нечто похожее на абажур и шьет. Был он неутомим, никогда не жаловался на усталость. Для сна ему хватало трех-четырех часов. Выбежит после сна на улицу, потрет кирпичное лицо снегом и сразу за дело.
Иона был доволен новым работником. Иногда восхищался:
— Силен же ты, Гриша, мне, к примеру, с тобой не потягаться. Спина не болит?
— Ничего…
Все он делал прочно, на совесть, и в этом было у него что-то от Швального. Но шить мог не только то, что попроще. Накануне ухода из коммуны Иона дал ему дошивать второе пальто из сукна, а сам помчался в село кроить «свадебную одежду». Из рук Григория вышло пальто, как картинка. Досталось оно тому самому Семке, которого конюх назвал балахрыстом. Ощупав подкладку (толсто ли положено ваты), вымерив руками карманы (глубоки ли), Семка осклабился и, не сказав ни слова благодарности, взял обновку и вышел вон.
За него я похвалил Григория. При этом сказал, что с таким умельством ему бы впору и по «самостоятельной стежке» идти, не ишачить на Иону. Григорий выслушал меня и пробурчал:
— По-твоему, так все просто?
— А что? Кроить ведь тоже можешь, да? Так за чем же дело стало?
— А где «вотчина»? Куда ни торкался — везде занято.
— Опоздал?
Он, подумав, сказал:
— Не всем в одно время улыбается счастье. Подождем, помыкаемся, авось и ухватим его. Аль не дастся?
Он беззвучно засмеялся. Впервые я увидел его таким и понял, что в молчуне этом живет тихое упрямство, надежда на получение своего места под солнцем. Но снова спросил:
— А если счастье не улыбнется?
— Этого не могет быть! — решительно отрезал он. — Человек — не тварь. Человеку без счастья нельзя. Только надо найти тропинку, только стать на нее… Не каждый сразу находит.
За окном послышались голоса. Это коммунары возвращались с работы, веселые, энергичные. Мне тотчас же вспомнились ночные раздумья о коммуне, и я сказал Григорию:
— А они, кажется, все сразу нашли счастье. Конюх только чего-то… Если бы нам остаться здесь, в коммуне?..
— А-а, и ты с коммуной, — дернул он щекой. — Для чего она мастеровому? Тут всех под одну гребенку…
Меня поразило: сейчас Григорий говорил как Иона, одним голосом. Что же это такое? Никак не мог я взять в толк. Решил вернуться к началу разговора. Спросил Григория, что бы он стал делать, когда бы ему удалось найти «вотчину». Он поднял голову и посмотрел на меня как на несмышленыша.
— Чудной ты, парень. Что бы я стал делать? Неуж непонятно? Да что и все. Не сумлевайся — закрутилась бы машина.
От предвкушаемого удовольствия он начал потирать руки, как это иногда делал Иона, а щека задергалась так, что глаз, выкатываясь, делался все больше, все страшнее.
Мне немножко даже жутковато стало: нет, этот разоткровенничавшийся молчун не упустит добычи. Он только ждет поры. Продолжать разговор с ним расхотелось. Впрочем, и он, как бы спохватившись, замолчал.
Уходили мы из коммуны утром. Пока Григорий водружал машину и утюг на санки, я шмыгнул к боковой дорожке, по которой шла Лида, в новеньком плюшевом пальто.
— Теперь куда? — спросила она, глядя на меня черными, с длинными ресницами глазами.
— В село Каметь. Кто-то там к женитьбе готовится, так их обшивать. — Оглянув ее, нарядившуюся в новое пальто, я в свою очередь спросил: — А ты куда собралась?
— В город. Помнишь — говорила… Страшно, — поежилась она, — даже поджилки трясутся. Но если бы приняли!..
— Ты меня первого встретила, когда выходила?
— Первого. А что? — не понимала она.
— Мама говорила: когда первым встречаешь мужчину — задуманное осуществится.
— Поверю тебе, мужчина! — засмеялась она. — И твоей маме, — подавая руку, сказала радушно, — и тебе ни пуху ни пера. Заглядывай к нам. У нас ведь неплохо?