Феоктист, в прошлом один из лучших армейских хирургов...
Прокопий в «Войнах Юстиниана» описывает в подробностях инцидент, который произошёл во время осады Рима. Феоктист успешно вылечил солдата, получившего страшную рану, — стрела вонзилась между носом и правым глазом, а остриё вышло из шеи сзади. Врачи с неохотой брались за операции, которые грозили окончиться смертью пациента на столе. Римская медицинская практика, особенно армейская, была великолепна — отчасти она остаётся непревзойдённой до сих пор! Набор хирургических инструментов римского врача современному медику прекрасно известен: иглы, зонды, катетеры, ланцеты, пинцеты, ножницы и т.д. Римские врачи умели блестяще оказывать «скорую помощь», но их способности в инвазивной хирургии были ограничены. Они умели удалять камни, иссекать свищи и некоторые формы рака при условии, что опухоль располагалась не слишком глубоко. О микробах тогда не знали, но зато знали по опыту, что необходимо соблюдать максимальную чистоту и гигиену. Римские больницы, в особенности армейские госпиталя, были, вероятно, гораздо гигиеничнее любой операционной времён, скажем, Ватерлоо.
Став, в свою очередь, императором Запада...
Таким образом возрождалась удобная, но несколько архаичная структура, принятая при Диоклетиане, известная как «тетрархия» — два «августа», т.е. правящих императора Востока и Запада — и два «цезаря» — императоры «на подхвате», готовые заменить любого из августов в нужный момент. Хорошо это работало только в теории, на практике же служило источником бесконечных интриг, поскольку властолюбие узурпаторов было сильнее уважения перед законом.
Его сын должен был стать императором Запада...
На самом деле сын Германа и Матасунты родился посмертно, после кончины отца.
Я буду говорить прямо, август...
В эпоху, когда превыше всего были протокол и подчинение, Нарсес — это отмечено в источниках — не боялся высказывать своё мнение, и Юстиниан при этом внимательно его слушал (вероятно, потому, что его советы всегда были дельными, а сам император, в отличие от большинства римских правителей, в глубине души был умным и рассудительным человеком).
Вышли по Виа Фламиниа из Рима...
Я сбился со счёта, сколько раз за время Готской войны Рим переходил из рук в руки, и потому держал под рукой полезный список, составленный Гиббоном. Рим был взят «в 536 — Велизарием... в 546 — Тотилой... в 547 — Велизарием... в 549 — Тотилой... в 552 — Нарсесом». Желая разорвать этот порочный круг «осада—захват», Тотила намеревался снести стены, однако его отговорил Велизарий, сказавший, что за такое деяние готского короля будут «презирать все цивилизованные люди». То, что Тотила последовал этому совету, говорит в его пользу — и ему должны быть благодарны сегодняшние туристы, имеющие возможность прикоснуться к этому великолепному памятнику древности. Кроме того, это свидетельствует о том, что в то время всё ещё сохраняются цивилизованные, уважительные отношения между противниками — «тотальная» война ещё не началась.
Народ остготов прекратил своё существование...
В судьбе готов есть какое-то вагнеровское, мрачное величие. Впервые этот народ упоминается в истории, когда выступает на «неправильной» стороне, сражаясь за Аттилу в битве на Каталаунских полях в 451 году, а исчезает после битвы при Буста Галлорум в 552-м. «Век остготов» включает в себя, прежде всего, Volkerwanderung — Великое переселение народов в поистине эпическом масштабе, когда остготы ищут себе новую родину по всей Восточной Европе, а затем массовую миграцию в Италию под предводительством своего великого короля-героя Теодориха (тогда вице-регента императора Востока); потом начинается долгая и кровавая война против Одовакара, короля другого германского народа, скиров, и, наконец, после долгого и довольно гармоничного «апартеида» с римлянами под просвещённым правлением Теодориха остготы погибают как народ в результате войны с Юстинианом и из-за его одержимости идеей восстановления Римской Империи (см. моего «Теодориха»).
Теодорих и Тотила, разумеется, представляют всё лучшее, что есть в тевтонском характере, — мужество, решимость, великодушие и честь. Столкнувшись с громадной армией Нарсеса в Буста Галлорум, Тотила не мог не понимать, что это конец. Поэтому я думаю, что его боевой танец перед сражением — своего рода символ той славы, которой он и его воины покрыли себя посмертно. И конечно, эта сцена, отражающая тевтонское мужество перед лицом смерти, откликается эхом в «Беовульфе», в «Песне о битве при Мальдоне» («Сердце должно быть тем смелее, чем труднее цель; дух крепче, когда силы на исходе...»), в последнем противостоянии воинов короля Гарольда при Гастингсе, в обороне Аламо...