Теодорих стремился удержать Анастасия от активных действий, поскольку не хотел лишних проблем. Положение завоевателей в Италии и без того было не очень стабильным, поскольку старая римская аристократия, как и православное население в целом, в штыки восприняла владычество ариан-готов и находилась с ними в состоянии непрекращающейся политической борьбы. В этой ситуации готы были очень заинтересованы в поддержке со стороны Византии, а монофиситствующий Анастасий конфликтовал по вопросам веры с римской церковью, верхушка которой формировалась как раз из рядов местной аристократии. С северо-запада государству Теодориха угрожали франки. И, скорее всего, не случайно Анастасий прислал грамоту о консульском сане королю франков Хлодвигу[108].
Внутренняя политика Анастасия была активной и сопровождалась реформами. Одни себя оправдали, другие привели к негативным последствиям, исправлять которые пришлось уже Юстиниану. Но в целом, если сравнивать Анастасия с другими императорами V века, его действия оказались гораздо более продуманными, взаимосвязанными и направленными на упорядочение государственных дел: крайние сроки сбора налогов были установлены жестко (1 января, 1 мая и 31 августа), усилена отчетность чиновников как мера борьбы с коррупцией[109]. Император пытался оптимизировать бюджетные расходы, налоговую политику (именно он препоручил сбор налогов виндикам, сняв эту обременительную обязанность с куриалов, — придя к власти, Юстиниан это новшество отменит), следил за предоставлением освобождений от податей жителям местностей, пострадавших от стихийных бедствий или войн. В отличие от предшественника, практиковавшего продажу должностей, Анастасий этого избегал. Он контролировал деятельность судей (в том смысле, что боролся с продажными приговорами). Анастасий отменил очень тягостный для населения налог «хрисаргир» (auri lustralis collatio), платившийся в монете с каждого, кто занимался каким-либо ремеслом, а взамен сделал денежной аннону — налог, ранее взимавшийся в натуральном виде, — и стал применять синону (coëmptio) — закупку продовольствия по фиксированным, назначенным государством ценам.
Впрочем, отмена налога не всегда облегчала жизнь народу. Хронист Иешу Стилит очень подробно описывал, как, несмотря на отмену податей, население все равно страдало от самоуправства размещенных на постой войск, которые грабили, объедали, а случалось, и убивали жителей. Это, разумеется, лишь один пример, но вряд ли готские федераты где-нибудь во Фракии вели себя иначе, нежели в сирийской Эдессе: «Так как с первого дня, как они прибыли, они ели не свое, они стали жадны в пище и питье. Те из них, которые пировали наверху домов, выходили ночью, оглушенные множеством вина. Они шагали, бросались в пустоту и в злой кончине покидали жизнь. Иные сидели и напивались, впадали в сон, падали с высоты домов и умирали на месте. Другие умирали в своих постелях от объедения. Иные кипящую воду плескали в уши тех, которые им прислуживали, из-за малого проступка. Другие приходили в сад, чтобы собрать зелень, и если садовник вставал, чтобы запретить им брать, они поражали его насмерть стрелой, а кровь его оставалась безнаказанной. Когда возрастала их злоба и не было никого, кто бы их удержал, охваченные гневом, они убивали друг друга, так как те, у кого они жили, обращались с ними с большой осторожностью и делали все по их желанию, чтобы не дать им возможности причинять зло. Что среди них были такие, которые жили упорядоченно, не может быть скрыто от твоего ведения, потому что не могло быть, чтобы в столь большом, как это, войске не встретились бы и такие. Злые деяния возросли до того, что и среди эдесситов те, кто были дерзки, сделали нечто недолжное. Ропот против магистра они записали в хартиях и в общественных местах города вывесили их тайком. Когда магистр (Келер. — С. Д.) об этом услыхал, он не разгневался, хотя и мог, не разыскивал того, кто это сделал, и городу не захотел причинить никакого зла по своей мягкости, но приложил большое старание, чтобы скорее и короче покинуть Эдессу»[110].
108
Имя Хлодвига не было внесено в официальные списки, но он, подобно настоящим консулам, устроил торжественный выезд в Туре, бросая народу монеты.
109