На вершине иерархии стоял император. Соответственно, немалое влияние имели люди, служившие близко к нему: аппарат двора и императорский совет (консисторий). Еще в западной и восточной половинах империй по-прежнему существовал сенат. И если сенат Рима в эпоху Анастасия уже не имел того влияния, каким обладал двадцатью-тридцатью годами ранее, то константинопольский по-прежнему был органом весьма важным. Изначально, в IV веке, сенат составляли высшие классы чиновников, носившие высшие титулы illustres (сиятельные), spectabiles (уважаемые), clarissimi (светлейшие; они приблизительно соответствовали бывшему сенаторскому сословию Рима). При этом увеличившиеся в числе клариссимы и спектабили потеряли право заседать в сенате с середины V века, то есть произошла своего рода «инфляция титулов»: одних патрикиев и иллюстриев стало много. Был титул perfectissimi (совершеннейшие), который соответствовал бывшему сословию римских всадников; его носители в сенат не попадали. В середине VI века пришлось вводить еще один высший титул, gloriosi (точнее, illustres gloriosi, славные), для обозначения самых высокопоставленных иллюстриев: префектов претория, магистров армий и т. д. В состав сената могли также включаться лица совсем высокого титулования: nobilissimi (знатнейшие; люди, особо приближенные к императору, как правило, члены императорской семьи); patricii (патрикии; люди, отмеченные особыми заслугами, — их число в доюстинианово время было невелико).
Византийское общество отличалось «вертикальной подвижностью» в значительно большей степени, нежели современные ей раннефеодальные общества варварских королевств Европы. Правда, клановость никто не отменял и шансы получить назначение на хлебную должность у сынка сенатора или магистра были гораздо выше, чем у какого-нибудь мелкого землевладельца. Но тут в дело вступало одно важное обстоятельство, о котором говорилось ранее. Чтобы выдвинуться на военной службе, поступив туда юношей, достаточно было физической силы и хоть какой-то смекалки (тому примером Юстин). А вот для успешной гражданской или придворной карьеры этого уже не хватало: молодому человеку, помимо природных задатков, требовалось образование. Никто не доверил бы составление текста императорского рескрипта неучу и не допустил бы к участию в приеме иностранного посла человека, не умеющего поддержать беседу или аргументированно, по правилам риторики, возразить в споре.
Именно поэтому Петр Савватий и учился — сначала на родине, а затем в Константинополе. Легко ли ему было? Если он прибыл в столицу пятнадцатилетним — это нормальный возраст для начала серьезной учебы (аналога нашего высшего образования). Если ему было двадцать — двадцать пять лет — поздновато, хотя и не критично. К тому же мы не знаем, с каким образовательным багажом предстал Петр Савватий перед столичными «профессорами». Возможно, тот же Юстин помогал племяннику в приобретении таких дорогих вещей, как книги, и Петр многое изучил в Таурисии сам.
Впрочем, не важно, сколько лет было Петру Савватию, когда он обосновался в Константинополе. Главное, что юноша был молод, здоров, способен, амбициозен и принялся за науки со всем возможным рвением.
Тот факт, что Петр Савватий не лоботрясничал, сомнению не подлежит. Вся его последующая жизнь свидетельствует не только о врожденных дарованиях, но и о приобретенных великим трудом знаниях. Даже самые злые критики вынуждены были констатировать, что он мог в одной беседе на равных обсуждать со священником или епископом тонкости христианской веры, в другой — вникнуть в хитросплетения юридического вопроса, в третьей — решить проблему, возникшую при постройке здания.
Хотя наверняка от занятий науками молодого, здорового деревенского парня, разом переместившегося из далекой деревни в блестящую столицу, могли отвлекать всякого рода «прельстительные стремления» и соблазны.
Начнем с публичных зрелищ. Они были одним из неотъемлемых атрибутов античности. Римская империя поставила производство зрелищ на невиданную для греков высоту: помимо театра, появились цирк и ипподром. Гладиаторские бои не были изобретением римлян, но именно у них приобрели особую популярность.
Посещение зрелищ считалось и правом человека (речь идет именно о свободном человеке: раб как «мыслящее орудие» в подобных категориях не рассматривался), и, в каком-то смысле, показателем его общественной «нормальности». В Древней Греции к гражданину, который не ходил бы в театр, а в Древнем Риме — в цирк, на гладиаторские бои или колесничные бега, отнеслись бы если не с сожалением, то наверняка с подозрением.