В стане персов было хуже. Шаханшах Хосров узнал о неудачах своих войск, вызвал к себе полководца Нахогарана и без проволочек его казнил. Шаханшах относился к своим военачальникам гораздо жестче, чем Юстиниан относился к своим. Казнь была крайне жестока: с Нахогарана живьем содрали кожу.
Агафий Миринейский описывает подробности этой процедуры.
Персидский палач, надрезав с шеи кожу жертвы, «ободрал ее всю до обеих ног, отделил от тела, перевернутую внутрь, так что могли быть видны даже формы членов, и надутую слегка наподобие кожаного меха, он приказал повесить на скале, [устроив таким образом] жалкое и чудовищное зрелище».
Хосров сообразил, что война проиграна, войск и денег нет, а Византия стоит, подобно скале. Правда, у Юстиниана в его разоренной чумой, войной и революцией стране тоже не было сил. Хосров послал в Константинополь одного из своих приближенных — Зиха. Тот заключил предварительный мирный договор (в 557 году), по которому Лазика осталась за Византией, а Иверия — за Ираном. Долгие переговоры и схватки на границах продолжались еще несколько лет. Лишь в 562 году в Персию отправился послом Петр Патрикий. Ему не удалось, несмотря на свое дипломатическое искусство, заключить вечный мир, и сановник от огорчения умер по возвращении в Византию.
Окончательный договор византийцы и персы заключат годом позже. Шаханшах выклянчит у Юстиниана дань, а в обмен даст Лазику и мир на 50 лет.
4. НОВЫЕ ИСПЫТАНИЯ
Сразу после окончания большой войны с персами Византию ждало великое испытание. В город пришла чума. Она навестила столицу весной. Со времени первой эпидемии болезнь никогда толком не прекращалась, но теперь на столицу обрушилась настоящая катастрофа. Чума возвратилась в столицу, словно «чем-то обманутая и раньше времени ушедшая оттуда», пишет Агафий.
Картины были душераздирающие. «Умирали многие внезапно, как будто пораженные сильной апоплексией. Те же, кто был наиболее вынослив, не переживали пятого дня». Государство опять теряло тысячи граждан.
Вскоре после этого произошло еще одно несчастье. Константинополь сотрясли подземные толчки. Это случилось зимой 557 года. Византийцы давали новогодние обеды по древнеримским обычаям. С севера дул пронизывающий ветер, в холодном небе мерцали звезды. «В среднюю стражу ночи, когда горожане предавались сну и покою, внезапно на них обрушилось это бедствие, — пишет Агафий. — Всё тотчас же было потрясено до самых оснований». Толчки постепенно нарастали. Это сопровождалось глухим равномерным гулом. Люди проснулись, кто-то выбежал на улицу. Со всех сторон неслись плач, стон и молитвы. По земле стлался густой туман «и был какой-то мрачный и бурный». Улицы наполнились перепуганным народом. Люди надеялись выжить на свободе, если дома начнут рушиться. Правда, некоторые экзальтированные христиане бежали в храмы и укрылись у алтарей. Небо заволокло облаками, пошел мелкий снег. Все ожидали смерти.
В приморской, «царской» части города дома и вправду начали обрушиваться один за другим. В других районах обваливалось ветхое жилье. Кое-где рушились мраморные колонны древних портиков и со страшным грохотом падали на жилые строения. «Много людей погибло», — сетует Агафий. Из знати скончался сенатор Анатолий. Ему на голову свалилась мраморная статуя, стоявшая в изголовье кровати. Сенатор умер мгновенно. Приводя этот случай, Агафий не может удержаться от назидания: богатого человека убила тяга к роскоши.
Днем толчки прекратились, и византийцы, шатаясь по улицам, как пьяные, обнимали знакомых и радовались тому, что остались живы. Общество находилось в состоянии крайней экзальтации. Знатные люди перестали преследовать чернь, начальники, «отказавшись от наживы, судили по законам», многие люди ушли в монастыри и пещеры и там молились. «Но как только бедствие ослабело и прекратилось, тотчас большинство возвратилось к привычному», — констатирует Агафий.
Юстиниан принялся восстанавливать пострадавший город. Строились дома, завозились материалы, архитекторы получили много работы. Неутомимый царь руководил ею. «Особенно же он заботился о величайшем храме Божием», — замечает Агафий. Имелась в виду Святая София, до основания разрушенная землетрясением. Ее огромный купол рухнул на землю, и вместо произведения искусства взорам столичных жителей предстала уродливая и пыльная стройплощадка. Храм был возведен из жженого кирпича и извести, в нужных местах колонны и стены соединяли железные скобы. По мысли царя и его архитекторов, это должно было уберечь Софию от пожара. От пожара — да, но от землетрясения — нет. Архитектора Анфимия, проектировавшего собор, не было в живых. Восстановлением занялся Исидор. Проанализировав причину падения купола, он сократил его площадь. Купол «сделан был тогда действительно более прямым, легко обозреваемым, геометрически круглым, несколько, правда, более тесным и сдавленным, который не так прельщал красотой зрителей, как раньше, но был гораздо более прочным», — пишет Агафий.