Еще одна важная повинность — «диаграфа». Это вроде бы налог с горожан. «Необходимость заставляла, особенно в эти печальные времена, налагать на города большие взыскания», — пишет Прокопий. Следовательно, перед нами пример притеснения городских пролетариев? Нет. «Эти суммы платили владельцы имений, прибавляя их пропорционально к наложенной на каждого из них подати», — поясняет Прокопий. Вероятно, пострадали «боги недвижимости» в крупных городах. Им-то и сочувствует Кесариец. Судя по всему, Юстиниан начал борьбу со спекулянтами жильем. Неясно, добился ли он какого-то результата, но впоследствии Константинополь превратился в город-сад, застроенный небольшими коттеджами, в которых жили простые византийцы среднего класса. Трущобы сохранились лишь в отдельных районах. Легко предположить, что перестройка города началась после погрома «Ника», когда часть столицы сгорела и лежала в руинах. Владельцы многоэтажных домов, квартирки которых сдавались внаем, разорялись.
Несчастных латифундистов, помещиков, спекулянтов жильем действительно становится жаль после всех этих перечислений. Правительство преследовало их всеми возможными способами. Но, может быть, преследуемые перекладывали повинности на плечи крепостных? Не похоже. Если следовать схеме Прокопия, мы видим совершенно иную картину: крестьяне и пролетарии («бунтовщики», стасиоты) могли жаловаться на помещиков и спекулянтов, и царь принимал сторону низших против высших. Количество латифундий сокращалось, а число свободных крестьянских хозяйств росло. Хотел этого Юстиниан или нет — смысл его политики был именно таков.
Интересно, что Юстиниан укрепил денежную систему, но Прокопий и это поставил ему в вину. «Обычно раньше менялы за один золотой статер давали обращавшимся к ним 210 оболов, которые они называли фоллами (обрезки кожи). Юстиниан же с Феодорой, изобретая всевозможные источники личного обогащения, постановили давать за статер 180 оболов. Этим от каждой золотой монеты они отрезали седьмую часть». Укрепление собственной валюты означало, что Византия диктует цены в международной торговле. Возможно, от этого выигрывали те купцы, что были связаны с государственным сектором и торговали продуктами монополий (это не модернизация; каждый исследователь, глубоко знакомый с историей позднего Рима и Византии, знает, что подобные термины правомерны по отношению к описываемой эпохе).
Частники проигрывали. К ним-то и апеллировал Прокопий Кесарийский, желая хоть как-то уязвить Юстиниана. Другого объяснения этому пассажу я не нахожу Н. В. Пигулевская отмечает, что произошло удешевление золота, но тотчас констатирует удорожание разменной монеты, что опять приводит нас к выводу об укреплении статера как международной валюты. Гиббон подметил, что золотая монета осталась без подмеси и не возвысилась в цене. Мы должны дезавуировать очередное обвинение, брошенное Кесарийцем.
В очередной раз выходит, что Прокопий цепляется за старое, отстаивает интересы крупных собственников. А Юстиниан строит (с большим или меньшим успехом) совсем другую страну, где государство вмешивается в экономическую жизнь, пытается регулировать промышленность, торговлю и создает сбалансированное общество, в котором нет места диктатуре земельного или спекулятивного олигархата. Перед нами — разделенная на социальные группировки страна; над ними стоит бюрократия и пытается помешать одной группе возвыситься за счет другой.
Поэтому супербогатство в Византии есть нечто крайне нестабильное. Сенаторы и прочие латифундисты в начале правления Юстиниана гибнут в народных смутах или от кинжалов стасиотов. В середине правления сам Юстиниан и его жена Феодора выдумывают десятки способов, чтобы покончить с крупными землевладельцами и обновить сенат; латифундистов преследуют как в соответствии с законодательством, так и в обход законов.
Однако продолжим анализ обвинений, изложенный Прокопием.
Мы говорим об усилении государственного вмешательства в экономику. Подтверждая это, Кесариец упрекает Юстиниана в попытке регулировать цены, чтобы защитить рядовых граждан от произвола купцов. Попутно он сообщает интересные сведения о шелкоткацких мануфактурах, работавших на китайском сырье. О чем же говорит Прокопий, обвиняя Юстиниана и его губернаторов?