Многие римляне считали, что это временно. Они по-прежнему владели собственностью в разных частях Средиземноморья. Вилла в Сиде, латифундия под Неаполем, усадьба на Ибице… По сравнению с этим власть германских военных вождей казалась пустяком. Сколько вандалов привел в Африку захвативший ее в первой трети V века Гензерих? Не более 10 тысяч бойцов. Чуть больше могли выставить вестготы в Аквитании. Свевов (осевших в нынешней Галисии и Северной Португалии) имелось и того меньше, тысяч восемь. Только франки могли выставить серьезную армию в 20–30 тысяч воинов. Зато все они (кроме, разве что, вандалов) признавали римское гражданство и приоритет императора. Римская империя жива! Рано или поздно она переварит пришельцев, как случалось уже не раз. Никто из римлян не думал, что распад страны — это навсегда.
Долгое время сохранялись экономические связи между Западом и Востоком. Купцы свободно передвигались со своими товарами, таможен не было, даже императорские эдикты издавались одновременно для Запада и Востока. Эти связи разрушат гораздо позднее арабы. Единство тогдашнего мира хорошо показал бельгийский историк Анри Пиренн в своей монографии «Мухаммед и Шарлемань» (в русском переводе — «Империя Карла Великого и Арабский халифат»), поэтому воздержимся от приведения множества доказательств и отошлем читателя к этой работе, которая недавно переиздана и доступна широкой публике.
Империя жива. В самом деле, разве может пасть Вечный город? Каждому обывателю настоящее кажется вечным. Да и не только обывателю. Западную часть империи населял в то время единый народ, говоривший на латыни. Этот народ назывался вельски. Правда, он был апатичен, равнодушен и не имел единого прошлого. Вельски — это этническая солянка. Среди их предков — иберы, галлы, иллирийцы, бритты, германцы, которые забыли собственные обычаи и усвоили латинский язык. Неужели горстка варваров способна разрушить это единство?
Но разница между вельсками всё-таки была. В нюансах поведения, во взаимодействии с природой — словом, в тех мелочах, которые образуют национальный характер. Вот этот факт и оказался ключевым. Произошло то, чего не могли предвидеть обыватели и кабинетные ученые. Потомки разных племен разбрелись по отдельным «квартирам» и смешались со своими завоевателями. Сперва появились галлоримляне, испаноримляне, италийцы; сегодня на месте древних вельсков мы видим итальянцев, французов, испанцев…
После распада империи судьбы людей разошлись. Ситуация та же, что в современной Латинской Америке. Ее населяют метисы, говорящие по-испански. Однако эти метисы разбежались по разным государствам в границах прежних индейских «империй». Объединить их не может пока никто. То же произошло с античным Римом. После варварских нашествий население Западной Европы приняло новых завоевателей и смирилось с судьбой.
А на востоке, в Византии, жили другие люди. Они обладали богатым воображением, невероятным упорством и сильной волей. Многие из них мечтали восстановить империю. Одним из таких людей был Юстиниан. Но прежде чем рассказать о нем, окинем взглядом страну, породившую этого человека.
2. МОЛОДАЯ ИМПЕРИЯ
В то время, когда Гесперию населяли пресыщенные патриции, безучастные земледельцы, продажные люмпены, в Ромейской империи — Византии кипели страсти. В муках и боли на свет появлялся великий народ — жертвенный, одаренный и творческий. То был этнос «братьев во Христе». Они говорили на разных языках, но жадно слушали Благую весть, которую несли людям адепты нового культа. Разница с вельсками очевидна! Те общались на одном языке, но были друг другу чужими. А византийцы разговаривали на разных наречиях, но ощущали внутреннее единство. Впрочем, оно быстро пропало, но не от равнодушия, а от кипения страстей. Об этом мы еще поговорим.
Лев Гумилев предположил, что Византию поднял пассионарный толчок I века новой эры. Именно тогда в Римской империи появились первые общины христиан. Прошло время, и они стали решающей силой.
В научной литературе считается, что первым императором собственно Византии был Константин Великий (306–337), который построил Константинополь и перенес туда столицу. Он декларировал равенство людей перед законом, выступал в роли покровителя средних и низших слоев общества (хотя и не очень удачно), а государство видел надклассовой силой, которая уравновешивает притязания социальных групп. Многие из этих идей восприняли более поздние императоры, в том числе герой нашей книги.