Гелимер хватался за любой способ, чтобы опрокинуть ромеев в море. Он решил поднять местных землепашцев на войну с византийцами. То есть предстал в роли крестьянского вожака. Конунг сулил свободу крепостным и освобождение от налогов — вольным крестьянам. Часть людей король пытался поверстать в солдаты. Часть — уговаривал уйти в партизаны и убивать ромеев. Варварский конунг едва не превратился в африканского Спартака. Юстиниану и Велисарию нечего было противопоставить подобной тактике, кроме разве что грубой силы.
Словом, Гелимер получил возможность переиграть судьбу и ухватился за эту возможность. Король приказал крестьянам убивать ромейских солдат, а взамен обещал деньги. «И действительно, — сообщает Прокопий, — они убили многих из ромейского войска, но только не воинов, а рабов и слуг, которые из жадности к деньгам тайно приходили в деревни и тут попадались. Их головы крестьяне приносили к Гелимеру; получив плату, они удалялись, он же считал, что так он истребляет вражеских воинов». Этот замысел конунга провалился, как и все остальные. Он не смог вести даже крестьянскую войну. Для этого нужны особые таланты, коими бездарный король не обладал.
В это время отборные войска вандалов геройствовали в Сардинии. Их вел брат Гелимера — Цазон. Он высадился в гавани Караналии или Каралиса (совр. Кальяри), немедленно вступил в бой с врагом, с первого натиска взял город, убил тирана Году и его людей. После этой короткой схватки Сардиния вернулась к вандалам; правда, пользы от победы не было никакой. Цазон послал в Карфаген быстроходный корабль с рапортом об успехах. Корабль спокойно вошел в гавань… и был захвачен византийцами. Плывшие на нем вандалы предстали перед Велисарием. «Они были поражены увиденным и потрясены внезапностью перемены», — посмеивается Прокопий.
Вернемся к приключениям Гелимера. Конунг прибыл на равнину Буллы. Он стал собирать остатки разбитых войск. Гелимер обратился за поддержкой к маврусиям. Однако и эти попытки провалились: кочевники не желали объединяться со вчерашними недругами. Дело в том, что византийские шпионы и дипломаты развернули бурную деятельность и попытались, в свою очередь, привлечь на свою сторону берберские племена. Это принесло плоды. «Те, кто правили маврусиями в Мавретании, Нумидии и Бизакии, отправив послов к Велисарию, объявили себя подданными базилевса и дали обещание сражаться в союзе с ним», — утверждает Прокопий. Некоторые предлагали заложников и просили прислать знаки власти: то были «серебряный с позолотой жезл и серебряный головной убор, покрывающий не всю голову, но, как венок, отовсюду поддерживаемый серебряными пластинками; белый плащ, застегивающийся золотой пряжкой на правом плече наподобие фессалийской хламиды; белый хитон с вышивкой и золоченая обувь». Велисарий велел всё это изготовить и отослать берберам. Кроме того, вождям направили денежные подарки.
Впрочем, выяснилось, что берберы намерены жить сами по себе, ограничиваясь номинальной зависимостью от императора. На помощь Велисарию они не пришли, вандалам помогать тоже не стали. Они выжидали, чтобы начать новую войну — сами за себя.
Гелимер направил письмо Цазону, рассказав о поражениях и прося о помощи. Воины Цазона покинули Сардинию и пристали к берегу Африки на границе Нумидии и Мавретании. Коней раздобыть не удалось, вандалы пешим ходом добрались до равнины Буллы, где соединились с армией Гелимера. Конунг и его брат кинулись друг другу в объятия. Они рыдали, сжав руки. «И каждый из вандалов, находившихся с Гелимером, обняв прибывшего из Сардинии, делал то же самое», — замечает Прокопий. Теперь Гелимер мог выставить примерно 10 тысяч бойцов.
Собрав такую армию, конунг счел себя достаточно сильным для продолжения войны. В конце концов, под его началом были теперь отборные воины. Они ждали решительных действий от своего вождя. Гелимер повел их на Карфаген.
Прокопий описывает этот поход иронически. Должно быть, такое настроение царило тогда в штабе Велисария. Подойдя к городу, вандалы Разрушили акведук. Ни малейшего впечатления на горожан и гарнизон это не произвело, от жажды никто не умер. Подождав результата, варвары потоптались под стенами Карфагена и удалились, закрепив за собой репутацию бессмысленных разрушителей.