— Ну, это самое. Берутся, значит.
— Откуда берутся?
— Вестимо. От Бога. От кого ж еще?
— И дети от Бога?
— Само собой. От него, барин.
— А женятся для чего?
— Вам, барин, в классную идти пора, — смотрел на напольные часы Иван. — Англичанин, должно быть, уже дожидается.
Летом они отдыхали семьей на французском курорте Контрексевиль, где матушка принимала лечебные ванны. Вечером, после ужина, он пошел прогуляться. Обогнул курзал, питьевые галереи. Шагая по парковой аллее, увидел в проеме увитой плющом беседки, как курчавый смуглолицый парень прижимает к себе хорошенькую девицу. По лицам их было видно, что оба получают от этого большое удовольствие.
Непонятное чувство овладело им. Перешагнув неширокий ручей, он подошел поближе.
Парочка, не замечая ничего вокруг, страстно целовалась, девица хихикала, в расстегнутом вороте ее платья вызывающе белела грудь.
Он долго не мог уснуть, ворочался в постели. Перед глазами стояла сцена в беседке. Ходил целый день сам не свой. Дождавшись вечера, помчался в парк — беседка была пуста. Шел в задумчивости назад, увидел у павильона курящего папиросу давешнего курчавого парня, направился в его сторону. Искал по дороге слова, брякнул в результате:
— У вас опять свидание? Ждете свою даму?
Парень расхохотался:
— Жду. Ты как проведал?
Пришлось признаться в невольном соглядатайстве.
— А ты забавный. Откуда сам?
Узнав, что из России, что княжеский сын и что не видел нагих женщин, парень, оказавшийся аргентинцем, пригласил прийти к нему в номер, чтобы присутствовать на очередном его рандеву с девицей.
— Простите, но это удобно? — не поверил он своим ушам.
— Удобно, мой юный друг, — хлопнул тот его по плечу. — Мы не из княжеского рода, у нас с этим делом просто.
Он не находил себе места: как быть? Острое желание увидеть воочию то, что они разглядывали с Володей за закрытыми дверями на скабрезных открытках, купленных у развязного малого в галерее Пассажа, превозмогало страх.
«Была не была!»
Дома все устроилось как нельзя лучше: матушка, притомившись, легла рано, брат где-то пропадал, отец ушел играть в карты с приятелями.
Гостиница, где жил смуглолицый аргентинец, была в двух шагах, тот дожидался его на ступенях.
— Ага, пошли!
Потрясение, испытанное им в этот вечер, оставило в нем след на всю жизнь! Видел нечто подобное, проходя однажды по манежу: каурый жеребец, которого вели подковать на кузню, вырвался, взбрыкнувшись, из поводьев, вспрыгнул, задрав копыта, на круп стоявшей в стойле кобылицы и стал толкать ей с громовым храпом под хвост гигантскую балясину с наконечником.
У людей было то же самое! За час с небольшим в номере аргентинца для него навсегда спала завеса со взрослых тайн, обнаружилось ужасное, постыдное в отношениях друг с другом мужчин и женщин. Неужели, думалось, именно так выглядят в интимные минуты знакомые господа и дамы? Матушка? Отец?
Поделился пережитым с братом, тот пожал плечами:
— А ты думал, детей аисты приносят? В клювиках?
Засиживаться на одном месте не в его характере — тянет в новые места, к новым знакомствам. Ждал в нетерпении, радовался каждой очередной поездке. Зимой отправлялись по раз и навсегда заведенному правилу в Москву и Царское Село, летом — в подмосковное Архангельское, осенью — на охотничий сезон в Ракитном, в конце октября — Крым, дворец в Симеизе. Отец брал их с матушкой и братом, посещая принадлежащие семье сахарные, мясные и кирпичные заводы, антрацитовые рудники, разбросанные по всей России концессии, ехать до которых надо было много дней. Одна из них, на Кавказе, у берегов Каспийского моря, тянувшаяся на двести верст, особенно его поразила: местность, где добывали из-под земли нефть.
Переезжая в коляске от промысла к промыслу по хлюпающей жиже, среди леса нефтяных вышек, замасленных цистерн, черных, похожих на чертей рабочих кланявшихся хозяину, глядя, как возивший их кучер смазывает пахучей маслянистой жидкостью колеса брички, представил неожиданно гуляющего тут в лаковых туфлях и белых перчатках учителя танцев мсье Троицкого, стал давиться от смеха.
— Ты чего? — воззрился на него недовольно отец. — Головку напекло?
Путешествовали они с комфортом: в собственном вагоне, который прицепляли всякий раз к поезду — дом на колесах! Тамбур в летние месяцы превращали в веранду, уставляли птичьими клетками — птичий гомон заглушал в дороге монотонный перестук колес. Посреди вагона был просторный салон-столовая с обшитыми кожей панелями и мягкими креслами, рядом спальня родителей, ванная, их с братом купе. За разделявшей коридор перегородкой — купе для сопровождавших их друзей, которых всегда было предостаточно, в конце вагона — кухня, помещение для прислуги. Чего еще желать: смотри в окно на поминутно меняющиеся пейзажи, читай, предавайся мечтам!