Последнее слово относилось ко мне. И вслед за Петром я направился к выходу.
— Это что такое было? — уточнил я, когда стеллаж за нами со скрипом встал на место, закрывая проход.
— Помощь одной важной организации, — ответил Юсупов и прижал палец ко рту, призывая меня к молчанию. Затем покрутил ручку пузатого радиоприемника, которых в доме хватало. Однажды я спросил дядьку, зачем нам устаревшие устройства, которые почти никогда не включают. На что Петр лишь пробурчал что-то невразумительное, а потом настрого приказал мне не трогать аппараты. Из динамика понеслась тихая мелодия и дядька пояснил:
— Теперь в секретной комнате неслышно, что здесь говорят.
— Включая приемник, мы блокируем динамики?
— Вот не зря с тобой мучились преподаватели, мальчик. Глядишь, и сумеешь однажды палочки сложить или даже выучить таблицу умножения, — ехидно протянул старший родич.
Я покачал головой:
— То, что ты умеешь быть ядовитым на язык для меня не новость. Но я не знал, что ты помогаешь бандитам.
Пётр вскинул голову и грозно насупился:
— Мальчик. Не нужно говорить о вещах, о которых ты ничего не ведаешь.
— И чья это вина? То, что я не знаю о таких вещах?
— Я бы не стал прикрывать душегуба или преступника. Голицын не является тем, за кого ты его принял.
— А в чем разница? — пожав плечами, уточнил я.
— В мотиве, — ответил Петр. — Наш Милославский пострадал не из-за чьей-то личной выгоды. А ради общего блага.
— Понятнее не стало, — пробормотал я. — По-хорошему лучше поговорить с жандармами. Или семьей. Хотя ты можешь начать с того, что расскажешь мне про Братство.
Пётр устало сел в кресло и потер переносицу:
— Братство — это не банда.
— Только потому, что в ней состоят представители важных родов? — колко спросил я, усаживаясь на диванчик, обитый зеленой мягкой тканью.
— Не юродствуй, — огрызнулся дядька. — Братство существует много лет. И его членами становились разные достойные подданные Империи, памятники которых украшают площади наших городов.
— И чем оно занимается? — уточнил я.
— Разным, — уклончиво ответил Юсупов и повысил голос, заметив, как я закатил глаза. — В основном защитой интересов страны и правящего дома. Как внутри Империи, так и за ее пределами. Сотрудничая с разными организациями, службами и Синодом. Однако не всегда официально.
— А вот это особенно интересно. В чем заключается неофициальность? — полюбопытствовал я.
— Иногда мы поступаем так, как положено, а не так, как можно, — нехотя выдал Петр и с тоской посмотрел на дверь, за которой все так же тихо бубнил телевизор.
— Чем занимается Братство?
— Пресечение мятежей и попыток переворота, — ответил дядька. — Среди старой, да и новой, аристократии такие желания иногда встречаются. Бунт девятьсот пятого года, декабрьское восстание двадцатого, Гражданская война…
— Допустим. И какими методами ваше общество пресекает мятежи?
— Какими положено. Человек пропадает. Или с ним происходит несчастный случай.
— Вот оно как, — усмехнулся я. — То есть, без суда и следствия. Это называется «самосуд», дядь. И дело это противозаконное.
— Это — «защита интересов страны»! — неожиданно рявкнул Петр и ударил кулаком по подлокотнику. — Патриотизм и забота об Отечестве! Чтобы всякие желающие не устроили переворот. И не свергли Императора. А сейчас, когда Империей фактически правит Совет и Государственная дума, таких желающих полно.
Я промолчал. А Петр нервно пригладил седые волосы и продолжил:
— Братство создал твой дед после бунта девятьсот пятого года. И в то время никто не полагал, что это станет организацией. Целью создания было убийство негодяя Распутина и ушедших от правосудия зачинщиков мятежа, которые представляли угрозу Империи. Вернее, тогда это было не Братство. А собрание верных Императору и отечеству людей из двадцатого гвардейского полка, которые пожелали сохранить страну и монархию. Остальные присоединились позже.
Я удивленно поднял бровь:
— Но…
— Идея была благой, только поздно они это сделали, — продолжил Петр. — Гражданскую войну было уже не остановить. Хаос поработил умы заговорщиков, которые позже выступили против Императора и устроили декабрьское восстание. Последствия мы разгребаем до сих пор.
— Но при чем здесь нападение на особняк Милославского? — удивленно уточнил я.
— Потому что пока страной управляет Государственная дума и Сенат, в Империи всегда найдется полно желающих устроить бунт, мятеж или переворот. Для своей выгоды, или за деньги врагов.