Теперь слушал и записывал сводки Совинформбюро Борис Рязанов.
Весна наполнила Ютино сердце приятным ожиданием чего-то хорошего. Пряный воздух, пронизанный потоками солнечного света, тронутые прозрачной зеленью берёзки, щемящий душу шум реки - всё это приносило обманчивые, но сладкие надежды. До боли тянуло домой, к маме, к сестре.
Немцы, несмотря на строптивый характер Юты, относились к ней довольно благосклонно, потому ли, что считали её дочерью управляющего заводом, или потому, что эта девочка умела управлять лошадью, ездила на ней с завидной лёгкостью цирковой наездницы.
О деятельности группы Павла Петровича Юта ничего не знала.
Однажды утром в книжке, которую ей дала Таня, Юта обнаружила листок, исписанный Таниной рукой. Это была сводка Совинформбюро. Прочитав её, Юта нахмурилась. «Так вот, значит, почему Таня поздно ложится спать… «Я ещё почитаю, Ютик, а ты ложись…» Обманывала, скрывала от меня!» - возмущалась Юта.
После работы они с Таней, как всегда, ушли с завода-вместе.
- Ты партизанка, - пытливо взглянув на Таню, шёпотом сказала Юта, когда они уже были дома.
- Тише!.. - испугалась Таня и вдруг громко расхохоталась. - Вот придумала! Вот так придумала!
Юта видела, как Танино лицо запылало ярким румянцем.
- А это что такое? - Юта сунула Тане под нос сводку.
- A-а… Я разве тебе не говорила? Вчера нашла настоящую сводку Совинформбюро, печатную. Взяла да и переписала. Просто забыла тебе сказать, - не растерялась Таня.
- Просто нечестно мне врать! - сердито ответила Юта. - И ничему я не верю… Теперь я знаю, о чём ты с мальчишками шепчешься…
- Ютик, ну что ты городишь!..
Таня хотела было урезонить Юту, но та перебила её:
- По ночам пишет листовки, чтобы я не видела… Ну ладно… Я ещё немного подожду и уеду от вас. Сяду на Волну и… в Ленинград.
- Совсем глупо.
- Ничуть не глупо.
- До Ленинграда знаешь сколько надо ехать? Сотни километров. Тебя немцы сорок семь раз схватят.
- А если не схватят?
- Схватят. И через линию фронта тебе не пройти… Убьют. Вот скоро наши сюда придут, тогда пожалуйста…
- А если не скоро?
- Всё равно придут, - ответила Таня.
Юта помолчала, потом, будто сама себе, сказала:
- Может, и обожду, а может, и уеду. Я незаметная, меня немцы могут и пропустить. Скажу: еду домой, к маме.
После ужина Варвара Васильевна унесла посуду на кухню, а Николай Алексеевич вышел в сени.
Таня и Юта уселись за чтение. Но Юте не давала покоя мысль, что Таня скрывает от неё какую-то тайну. Она наклонилась над Таниным ухом и тихо спросила:
- А кто тебе даёт эти… сводки Совинформбюро?
Таня хотела что-то сказать в ответ, но вернулся Николай
Алексеевич.
Внезапно на улице зарычала машина. Через мгновение в сенях раздался сильный топот. Вошли пятеро с автоматами. Таня и Юта закрыли книги и поднялись.
- В чём дело? - спросил Николай Алексеевич.
Вперёд выступил полицай, рыжий парень с жирной самодовольной физиономией.
- Мы вынуждены произвести у вас обыск, - по-петуши-ному пропел полицай, щуря злые маленькие глаза.
Пока полицай говорил, Николай Алексеевич мучительно вспоминал: «Кажется, я видел его на каком-то вечере… Вот до чего докатился… Чей он сын?..»
- На вашем заводе партизаны, - продолжал полицай, повышая петушиный голос. - У вас работал некий Борис Рязанов?
- Это что, допрос? - сурово спросил Николай Алексеевич.
- Вы не так меня, извините, поняли, - замявшись, сказал полицай. - Я давно знаю Рязанова. Он работал у вас… Он всегда был грубым, неотёсанным… Но мы сейчас живём не в то время. - Полицай заговорил увереннее: - Как же так случилось, что у вас вдруг… партизан? Понимаете, чем это грозит вам?.. Мы его сейчас поймали, как говорят, с поличным. Прятал рацию. В лесу, у старика… Откуда у него рация? Он партизан…
- Что вам нужно? - перебил его Николай Алексеевич.
- Мы вынуждены произвести у вас обыск, - бесстрастно повторил полицай.
- Пожалуйста, - сухо произнёс Николай Алексеевич и добавил по-немецки: - Только предупреждаю - завтра я скажу майору Зимлеру, что оставаться управляющим заводом после такого унижения я не собираюсь. - Николай Алексеевич демонстративно повернулся и отошёл к окну.
Юта и Таня стояли молча. Обе были взволнованы, но каждая думала о своём. Таня: «Эх, Борис, Борис! Как же это ты? Подлюги расстреляют тебя…» А Юта: «Ай да молодец Борис! И Таня молодец! И дедушка тоже!..»
Девушки сели, как по команде, на стулья, ожидая, что немцы вот-вот ринутся к шкафу, к кроватям, на кухню, в сени, полезут на чердак, на печку…