- Ага! - громко воскликнула она и, забыв о приказе Петра Алексеевича, выскочила на деревенскую улицу.
Слева трещали автоматы, глухо рвались гранаты, слышались многоголосые крики, стоны. Над церковью с шуршащим свистом взвилось несколько ракет.
Повисев мгновение в воздухе, они вдруг рассыпались и полетели вниз разноцветными брызгами.
На небе вспыхнула белая луна, словно кто-то еключил её.
Юта бежала пригнувшись, чувствуя, как кровь гулко и часто толкает её в виски. Она бежала к домику с синими наличниками. Вот он!.. Она сорвала верёвочную петлю с крюка и распахнула калитку. Взбежав по ступенькам на крыльцо, Юта ногой толкнула дверь. Стукнув обо что-то твёрдое, дверь неожиданно растворилась - от неё со звоном отскочил тяжёлый предмет. В полосе лунного света Юта увидела испуганное лицо тучного человека и около него, на полу, пистолет.
- Ни с места! - Юта направила на него карабин.
Человек мгновенно приподнял руки, вжал голову в плечи и, как рак, задом попятился в избу. Юта, отбросив пистолет ногой, последовала за ним.
В избе толстяк, шаркая тапочками и наступая на тесёмки измятых подштанников, закружился вокруг стола.
- Я не виноват… Ни в чём не виноват… Разве я не заступался за тебя?.. Я знал, что ты партизанка… Юта… - судорожно сглатывая слюну, лепетал человек.
- Не произноси моё имя! - Юта, не опуская карабина, преследовала его. - Вспомни Таню! Таню Беляеву!
- Разве я думал…
- Что с тётей Варей, где Николай Алексеевич?
- Их куда-то увезли. Честное слово, не знаю…
- Где наш конный завод?
- - В Латвии… В Латвии… Лошадей там совсем мало осталось… Когда перегоняли на станцию, напали партизаны… Молодцы… - Он трусливо хихикнул. - Половину лошадей разогнали.
- Сено для них заготовляешь, управляющий? - ядовито спросила Юта.
- Что делать?.. Но я не управляющий… Нет, нет… - Толстяк постепенно приближался к двери. - Уволили…
Юта презрительно усмехнулась:
- Уволили…
Толстяк неожиданно быстро повернулся и, потеряв одну тапочку, ринулся в сени.
- Стой! - закричала Юта, вскидывая к плечу карабин. - Стой!
Но толстяк продолжал бежать. Он уже занёс босую ногу за порог входной двери, и тогда Юта нажала на спусковой крючок. Оглушительно хлопнул выстрел. Толстяк мешком опустился на порог.
Ещё не успел отзвенеть в ушах выстрел, как на крыльце послышались чьи-то торопливые шаги. Юта очнулась от минутного оцепенения и, резко загнав в патронник новый патрон, выскочила в сени. На крыльце с автоматом в руках стояла Лиля. К домику спешили какие-то люди.
- Лиля! - облегчённо и в то же время по-детски виновато вскрикнула Юта и, пошатнувшись и закрыв глаза, прислонилась к стене.
- Что с тобой, Ютик? - Лиля бросилась к Юте и, подхватив её под мышки, повела на крыльцо. - Ты ранена?
- Ничего, ничего, ничего…
По ступенькам застучали сапоги. Кто-то глухим басом произнёс:
- Заготовитель… Туда ему и дорога.
Юте показался знакомым этот бас. Она открыла глаза и увидела дядю Степана.
- Максим Воронов. Он Таню предал, дядя Степан, - словно оправдываясь, сказала Юта.
Дядя Степан, обернувшись к ней, удивлённо воскликнул:
- Митя?! - и, немного помедлив, добавил: - Вот ты какой! А я-то думал…
Глава третья
ПЯТЬ ЛЕПЕСТКОВ
Двадцать седьмого января тысяча девятьсот сорок четвёртого года город Ленина был полностью освобождён от вражеской блокады. Войска Ленинградского фронта, занимая города и деревни, безостановочно гнали фашистов с советской земли. С тыла отступающий враг оказался атакованным партизанами.
Отряд дяди Коли встретился с нашими войсками около Луги в середине февраля. Неожиданно ворвавшись в большую деревню, партизаны помогли воинам выбить из неё упорно сопротивлявшихся гитлеровцев. Войска ушли на запад, а партизанский отряд остался в деревне.
Ожидали приказа из штаба.
В Лугу за пакетом послали Юту. Она ускакала на Волне.
Николай Николаевич вот уже полчаса стоял у окна, поджидая Юту. В углу весело потрескивала печурка, но на плечи Николая Николаевича был наброшен полушубок. Время от времени командир зябко ёжился и качал головой: ну и погодка!.. На улице было тепло, но вьюжно. Пушистые хлопья снега бесились на ветру, шлёпали в оконные стёкла. Стоит выскочить на улицу - хлопья стаей голодных мух облепят тебя, забьют глаза, нос, уши…
Николай Николаевич увидел Юту издали. Волна вынесла её из-за сараев и, разрывая снежную паутину, стремительно понеслась к деревне.
Николай Николаевич отошёл к печурке, присел на корточки и, удовлетворённо потерев ладони, загляделся на пылающие поленья.