Через несколько минут в избу влетела Юта. Проведя ладонью по мокрому раскрасневшемуся лицу, она ликующе воскликнула:
- Ух, и хорошо же, товарищ командир!
Николай Николаевич поднялся.
Юта достала из полевой сумки, перекинутой через плечо, пакет и подала его командиру:
- Ваше задание выполнено, товарищ командир!
- Спасибо, Юта! - Николай Николаевич вскрыл пакет и бросил конверт в печку.
- Можно идти? - спросила Юта.
- Потерпи немного, - сказал Николай Николаевич, развёртывая лист бумаги, исписанный от руки.
Прочитав приказ, он положил его в нагрудный карман гимнастёрки, застегнул карман на пуговицу, потом спросил:
- Не замела тебя метель?
- Что бы! Погода очень хорошая! Тепло… И ещё знаете что? - Юта доверчиво посмотрела на Николая Николаевича; большие синие глаза девочки были прекрасны: Николай Николаевич, кажется, впервые увидел в них естественное, детское выражение. - Едешь, а кругом наши. Ни одного немца. Это так хорошо! У самой Луги мальчишки закидали меня снежками. А я ничуть и не рассердилась. Я только кричала: «Валяйте, валяйте!.. Эх вы, мазилы!..» Я б до самого-самого Ленинграда так доехала!
Николая Николаевича охватила такая нежность к этой девочке, что он, не скрывая своих чувств, бережно, двумя руками, снял с Юты кубанку и легонько провёл по её волосам ладонью. Он догадывался, какое чувство сейчас владело Ютой: чужой, холодный мир, в котором она жила эти годы, вдруг ушёл, её снова, как это было до войны, окружал чудесный, добрый мир, где всё ясно, открыто, просто.
- Очень хочешь в Ленинград? - спросил он.
- Очень! - с жаром воскликнула Юта. - А разве вы не хотите?
- Я тоже хочу домой. Но мне нельзя. - Николай Николаевич задумался, повернулся к окну и тихо сказал: - В моём доме немцы… Много наших людей ещё там.
- Тётя Варя с дедушкой тоже там, - в задумчивости произнесла Юта после небольшой паузы.
…Лиля и Юта сидели рядом за столом и писали письма домой, когда в жарко натопленную избу вбежал Борис Рязанов. Подбросив вверх шапку и поймав её, Борис озорно свистнул и пропел:
Приблизившись к столу, он скороговоркой спросил:
- Куда мы завтра поедем? Куда мы завтра пойдём?.. - Борис хитро прищурил глаза. - Не знаете? А я знаю.
- Куда?.. Говори!
В глазах Лили и Юты зажглись нетерпеливые огоньки.
- В Эстонию! Помогать эстонским партизанам! - выпалил Борис и обвёл девушек взглядом, ожидая, какое впечатление произведёт на них эта новость.
Лиля и Юта переглянулись.
- Да ну-у, - сказала Лиля.
- Вот вам и «ну-у»! - Борис зашептал тоном заговорщика: - Двинемся по дороге, по которой мы пришли сюда, свернём направо и… до Чудского озера. Перемахнём озеро, а там и Эстония.
- И фронт переходить будем? - спросила Лиля.
Никто не заметил, как в избу вошёл Николай Николаевич.
- Да, будем и фронт переходить, - ответил он за Бориса.
Три пары удивлённых от неожиданности глаз повернулись в его сторону.
Николай Николаевич опустил голову, будто смутился, и заговорил, приближаясь к столу:
- Трудно будет. Очень трудно! Пробиваться будем с боями. А там снова лесная жизнь, снова бои. - Он снял очки и, подышав на стёкла, протёр их. - Пойдут только те, кто сам захочет. Добровольцы.
- Я пойду, - твёрдо произнёс Борис.
- Я тоже пойду, - тихо, но решительно сказала Лиля.
- Мы все пойдём, товарищ командир! - воскликнула Юта, прямо глядя на Николая Николаевича.
- Я другого ответа от вас и не ждал, - спокойно сказал Николай Николаевич. - Спасибо, друзья! - Он мельком взглянул в лицо Юты и вдруг стал шарить по карманам. - Папиросы забыл. Вот ведь…
- Пожалуйста, товарищ командир. - Борис вытащил пачку папирос.
Николай Николаевич не торопясь закурил, сделал несколько коротких затяжек, потом, словно нехотя, сказал:
- Да… Обидно, что всех вас взять не могу.
- Почему? - растерянно спросила Юта.
- Потому, что не имею права брать с собой несовершеннолетних. И, как это ни жаль…
- Детей, - перебила Юта, и какая-то страдальческая, болезненная улыбка скользнула по её губам.
- Несовершеннолетних, - как можно спокойнее повторил Николай Николаевич. - Тех, кому ещё нет восемнадцати лет.
Юта ничего не сказала. Она взяла карандаш и, придвинув к себе неоконченное письмо, небрежно поставила в самом центре исписанного листка крупную, лохматую точку.
- Точка, - наконец произнесла она безразличным тоном и стала рисовать рядом ещё такую же лохматую точку. - И ещё точка… Тут запятая… А это минус… Вот и рожица кривая… Теперь ручки, ножки, огуречик… Вот и вышел человечек.