- На зиму-то хорошо бы ещё нафталинчиком пересыпать.
А до зимы было ещё очень далеко.
- Да, моль - она не любит нафталина…
Об эвакуации не говорили ни слова.
По вечерам как неприкаянные ходили по посёлкУ, пока кто-нибудь не спохватывался:
- Вот ведь разиня - щеколду-то я и не починила! А ещё с утра думала. Пошли, бабоньки, ко мне.
Шли не торопясь. Останавливались у крыльца. И, пока хозяйка заходила в дом, возвращалась с молотком, деловито вбивала гвоздь в дверь, ладила щеколду, соседки скупо делились новостями:
- К Порхову подходят.
- Неужели у Пскова наши не остановят?
Тяжело вздыхали.
Ребятишки, чувствуя надвигающуюся беду, не лезли с расспросами, озабоченно посматривали на взрослых.
С каждым днём гул войны доносился до посёлка всё яснее, отчётливее, но никто не хотел сознавать это.
- Вчера взрывы были ближе…
- Остановят. Сразу-то трудно.
Об эвакуации не говорили ни слова.
Расходились, успокаивая самих себя, поддерживая в себе надежду: а может быть, всё обойдётся благополучно и не надо будет покидать свой домик с зелёным палисадником.
Юта проснулась от резкого, оглушительного треска. Машинально прижавшись телом к стенке, почувствовала, как что-то гигантски огромное навалилось на домик и с хрустом сдавило его.
- Тётя Варя! - закричала она, вскакивая и сбрасывая с себя одеяло.
- Одевайся, девочка.
Услышав шёпот Варвары Васильевны и увидев её перед собой, Юта бросилась к ней на шею и, ещё дрожа всем телом, с облегчением повторила:
- Тётя Варя?..
Учительница поселковой школы Варвара Васильевна Коваль давно знала семью Бондаренко и пригласила Юту и Лилю к себе на лето. Лиля задержалась в Ленинграде - каникулы у неё начинались позднее, чем у сестры. Юта приехала к Варваре Васильевне в конце мая. Когда началась война, отправлять Юту домой было нельзя - детей из Ленинграда стали эвакуировать, - и Варвара Васильевна оставила её у себя…
- Одевайся поскорее, - повторила Варвара Васильевна, проведя маленькой ладонью по мягким волосам девочки.
Снова послышался разрыв снаряда, но глуше, тише.
- Что же теперь будет? - торопливо застёгивая платье, проронила Юта.
- Уезжать надо, Юточка, - сказала Варвара Васильевна.
Последние слова её были заглушены новым взрывом и грохотом разваливающейся водонапорной башни.
Юта от страха шарахнулась в угол.
Разлетелось вдребезги оконное стекло. На башенку старинных часов не вовремя выскочила кукушка да так и осталась сидеть перед открытой дверцей, словно хотелось ей узнать, что за шум. Она не слышала такого за весь свой длинный век.
- Як маме хочу! - Юта заплакала, подёргивая худенькими плечиками. - Тётя Варя, поедем к маме!
Варвара Васильевна поправила тугой узел седых волос и подошла к Юте. С тех пор как гайдамацкий атаман на её глазах бросил в горящую хату двухлетнюю дочь и застрелил мужа, командира Красной Армии, Варвара Васильевна не имела своих детей. Но всю жизнь она провела среди ребят, учила их, воспитывала, любила, как своих. Поэтому она хорошо понимала состояние Юты.
- Успокойся, моя девочка. Ты же знаешь: к маме нельзя. Там каждый день вот такое… Ещё хуже. Всех детей оттуда увезли. Да и не пропустят нас с тобой туда.
Юта прерывисто вздохнула и притихла.
Обстрел прекратился.
Но вот где-то уже далеко от посёлка с грозным шумом разорвался новый снаряд, за ним - второй, третий… А затем разрывы слились в сплошное громыхание. Домик загудел, задрожал, словно на его железную крышу обрушились с неба огромные камни.
Кто-то забренчал щеколдой на крылечке, и дверь в комнату отворилась. Вошла Таня Беляева, круглолицая шестнадцатилетняя девушка; на её вздёрнутом носике удобно сидели очки.
- Варвара Васильевна, скажите, что мне делать? Бабушка остаётся здесь. Куда же я? Где папа и мама, не знаю. До тёти Елены тридцать километров, и там уже немцы.
Варвара Васильевна знала, что родители Тани незадолго до войны уехали на родину матери, оставив дочь у бабушки. Таня кончала девятый класс, училась хорошо, не было никакой необходимости отрывать её от занятий.
- Поедешь с нами, - сказала Варвара Васильевна. - Иди за вещами. Нам здесь тоже оставаться нельзя.
- Спасибо… Не знаю даже… - Таня вдруг торопливо заговорила: - По Сольцам из пушек стреляют. Что там делается! Ужас! Псков и Порхов наши оставили. Немцы в двадцати километрах…
Когда Таня ушла, Варвара Васильевна принялась отбирать вещи и складывать их в одеяло.