На одной из полян под отвесной скалой стоит темно-бурая рубленая избушка в пять-шесть венцов, накрытая снежной копной. Оставив здесь свои рюкзаки, мы пошли с собаками в еловое редколесье, на выруба, где находятся поленницы дров, кучи сухого хвороста, а возле пней, словно камышовые заросли, маячат метелки метлики.
— Тут самая охота, — сказал Ларионыч, спуская с привязи своего гончака.
Я сделал то же. Фальстаф кинулся напрямик, на старую лесосеку, а Куцый подался в сторону, в густую кулису[8].
— Э, парень, твой-то хвостатый не шибко мудрен, — заметил Ларионыч.
— Почему? — спросил я с некоторой обидой за своего пса. — Фальстаф правильно пошел. Ночью на вырубе зайцы жировали[9], вот он от их токовища и начнет разбираться в следах. Найдет, не беспокойся, Ларионыч! Вот посмотришь, чей скорее погонит беляка.
— Мой быстрее найдет, — твердо заявил старик.
— Нет, мой!
И мы заспорили. Решили: кто проспорит, тому вечером в избушке огонь разводить, чай кипятить. А когда пожали друг другу руку, Ларионыч сказал:
— Ну, парень, проспорил. Вот те Христос! Твой-то пока тычется носом в снег на жировке, мой Куцый возьмет след безобманный, после скидки. Увидишь. От жировки заяц пойдет не прямо, а напетляет черт те знает сколько, а уж потом отправится напрямик и сделает одну только, последнюю скидку перед лежкой. Мы-то, брат, с Куцым не хухлы-мухлы, не лаптем щи хлебаем, разбираемся кое в чем.
Старик оказался прав. Вскоре в ельнике Куцый взвыл и завизжал, будто кто-то из-за угла ударил его палкой. Но это было только на один миг. Через две-три секунды в лесу раздался ровный, четкий, с короткими периодами лай.
— Видал! — вскидывая руку вверх, осклабился старик. — Взял ведь Куцый-то, взял! Гонит, — и побежал, переваливаясь, как утка, туда, откуда гончак подал свой взволнованный голос.
Я пошел за ним. Теперь, конечно, к собаке Ларионыча присоединится и мой Фальстаф. Погонят зайца вместе. Дело охотников — занять позиции, чтобы перехватить беляка на гону.
Поднятый Куцым заяц оказался не из простых. Это был опытный, уже не раз, наверно, стрелянный зверек. Другой бы сделал небольшой круг и вернулся к своей лежке, а этот устремился сразу в гору, за шиханы, где непролазная урема, буреломы, неприступные убежища барсуков и медведей. Лай собак стал постепенно удаляться, затихать и наконец совсем где-то затерялся.
Мы стояли с Ларионычем на опушке лесной кулисы, маскируясь за елочками-подростками. Старик ждал беляка со стороны северных утесов на горе, а я — южных. Стоим пять минут, десять. Однако ни зайца, ни собак. Кругом тишина и серое, мутное небо, на котором желтоватой лужицей чуть-чуть обозначается низкое зимнее солнце. Но вот где-то, будто из-под земли, донесся еле уловимый собачий лай. Ага, есть, гонят! Лай этот постепенно нарастал, ширился. Теперь уже можно было различить хриплый бас Куцего и дискант моего Фальстафа. Это очень напоминало волчий концерт, когда матерая волчица выводит из логова своих щенков и обучает их разноголосому хоровому пению.
Гонимый двумя псами, заяц неожиданно оказался на вершине скалы, под которой стоит ларионовская избушка. Метнулся туда, сюда, а потом — раздумывать было некогда! — приподнялся за задних лапах, выпрямился во весь рост и ракетой врезался в снежную копну на крыше охотничьего стана. Вначале даже трудно было понять в белом вихре, где снег, где заяц. «Ну, все! Пропал косой!»
А через некоторое время гляжу — он уже мчится огромными прыжками прямо на меня. А я… нет, я не растерялся, у меня просто не поднялись руки, чтобы вскинуть ружье и выстрелить. Ведь как-никак в грозную минуту, спасая свою жизнь, заяц проявил героизм.
Собаки между тем, выбежав вслед за зайцем на скалу, остановились в замешательстве и, словно сговорившись, по-волчьи взвыли. Жалобно, с тоской, с отчаянием. Потом, как и заяц, начали метаться по кромке скалы, скулить, поглядывая вниз, на разворошенный на крыше избушки снег. Недолго раздумывая, Куцый сделал огромный прыжок, точно пловец с высокой вышки, попал на крышу, свалился на землю, завизжал от боли, но тут же поднялся на ноги и промчался мимо меня. А мой Фальстаф так и не решился на прыжок, исчез за скалой и только через несколько минут, бравый, с задорным лаем, проследовал за Куцым. Жалкий трус!