Солдату было, вероятно, за пятьдесят; маленький, худой, с безбровым морщинистым лицом, он промок и с нескрываемой завистью и злостью смотрел на вагоны пассажирского поезда и людей, которые мелькали в окнах. Маленький окоченевший человечек с автоматом ненавидел его, Кирилюка, – это ясно можно было прочитать в его глазах, хотя он должен был принять Петра за немца.
Петро усмехнулся, опустил окно и высунул голову под дождь. Долой сомнения! В конце концов он хозяин жизни, у него есть то, что ценится здесь больше всего на свете и чего, конечно, не хватает надменному оберсту из соседнего купе. У Петра есть деньги, драгоценности, на нем прекрасный модный костюм, в кармане надежные документы, – он даже вправе позволить себе различные чудачества. Как ни странно, но именно то, что он, этот пассажир в дорогом костюме и белоснежной рубашке, вызывает своим поведением недоуменные взгляды соседей но вагону, придало Кирилюку больше уверенности. Чтобы окончательно развеять свои сомнения, он нарочно толкнул спесивого оберста, который с полотенцем на плече как раз направлялся в туалет. Тот было вздумал возмутиться подобной наглостью, но Кирилюк смерил его таким презрительным взглядом, что оберст неожиданно сам попросил извинения.
“Вот так и надо – расталкивать локтями”, – решил Петро. Еще немного он постоял в коридоре, потом решительно взялся за дверную ручку.
Его спутниками были двое военных с эмблемами танковых войск – толстяк майор средних лет и моложавый, но с седыми висками подполковник. Они как раз собирались обедать: майор аккуратно застелил белой салфеткой столик и разложил на нем бутерброды; подполковник откупоривал бутылки с пивом.
Майор даже не оглянулся на Петра, а подполков shy;ник бросил на него явно неприязненный взгляд. Кирилюк сделал вид, что не заметил этого, и достал свой саквояж. Вынул бутылку коньяку, нарезанную тонкими ломтями ветчину, круг ароматной украинской колбасы и предложил:
– Если не возражаете, господа, прошу распить эту бутылку. – Выдержал паузу. – Кстати, позвольте представиться – обер-лейтенант в отставке Герман Шпехт.
– С удовольствием! – расцвел в улыбке май shy;ор. – Это, – представил он седого, – оберстлйтнант[13] Хауайс. Ваш покорный слуга – майор Кирстен.
Коньяк разлили по стаканам. Кирстен, смакуя, пил его маленькими глотками.
– Эликсир жизни, – вздохнул он и потянулся за ветчиной. – Вы, обер-лейтенант, давно сбросили мундир?
Петро указал на свою трость, стоявшую в углу, и состроил печальную гримасу.
– Шальная пуля под Харьковом. Хорошо еще, что ногу не ампутировали…
Подполковник посмотрел на него с любопытством и спросил:
– Все время на Восточном фронте?
– Даже под Москвой… Глаза майора округлились.
– Это правда, обер-лейтенант?
– Этим не шутят.
– Но ведь там был сущий ад!
Петро внимательно посмотрел на майора. Неужели провоцирует? По виду человек простой, но кто его знает?
– А война вообще не рай! – посмотрел на подполковника, как бы ища поддержки. – Русским посчастливилось: зима и мороз нам помешали.
– Если бы не это, – подтвердил подполковник, – наши танки давно были бы на Урале. Но и сейчас не так уж и скверно. Мы обойдем Москву с фланга и утопим большевиков в Волге.
– За Сталинград! – предложил майор, разливая коньяк.
– За Сталинград! – поддержал Петро, поднимая стакан. – За Сталинград! – повторил. И до боли зримо представил себе бои в городе, обгорелые дома и солдат в продымленных гимнастерках, которые до последних сил удерживают каждый рубеж.
– Генерал Паулюс, – сказал майор, отрезая большой кусок колбасы, – пообещал фюреру через месяц устроить в Сталинграде парад. А генерал слов на ветер не бросает.
“Ваш Паулюс – обыкновеннейший трепач”, – подумал Петро, но сердце у него сжалось…
– У вас такой вид, обер-лейтенант, точно вы яд проглотили, – сказал подполковник.
– Плохо пошло, – щелкнул Петро по стакану. – Разрешите глоток пива, майор.
Пиво было далеко не первосортное, но холодное. Петро пил его с удовольствием, ощущая, как с каждым глотком остывает его разгоряченная голова. “Меньше эмоций! – думал он. – С волками жить – по-волчьи выть…”
– Надеюсь, господа, – сказал весело, – что ваши боевые машины примут участие в сталинградском параде!
– Если не опоздаем, – буркнул подполковник сердито.
– Дело в том, что нас только сейчас перебрасывают на восток, – объяснил майор.
– По-моему, наш поезд идет в Берлин, а это кажется, на западе, – простодушно заметил Петро.
Майор рассмеялся:
– Путь на восток не такой уж прямой, обер-лей shy;тенант. Порою необходима соответствующая подготовка.
Петро понял – это квартирьеры. Готовили переезд какой-то танковой части. Интересно!..
Ответил небрежно:
– Что ж, выпьем за то, чтобы вы не опоздали. Каждый немец должен внести свой вклад в нашу великую борьбу! Для такого случая у меня найдется… – полез в саквояж, – настоящий французский.
– Неужели? – жадно протянул руку майор. – Вы чародей, обер-лейтенант!
– Каждый творит чудеса в меру своих возможностей…
– Финансовых… – добавил майор. – За наши успехи, обер-лейтенант!
– Вы мне нравитесь, – неожиданно сказал подполковник, который до этого молчал, занятый своим стаканом. – Я чувствую, вы – подлинный ариец!
Петро почтительно склонил голову.
– Для меня, герр оберстлйтнант, – сказал торжественно, – большая честь услышать это из уст столь заслуженного человека.
– Далеко едете, обер-лейтенант? – включился в разговор майор.
– В Бреслау.
– Жаль… У нас в Берлине несколько свободных часов. Можно было бы…
– Глупости, Кирстен, – махнул рукой подполковник, – неужели вы полагаете, что всем интересно знакомиться с вашей супругой и, – подчеркнул, – дочерью?
– Так вы не в Берлин? – спросил Петро с безразличным видом.
– Нам предстоит еще целую ночь трястись в поезде, – пожаловался майор. – До Гавра…
– Проклятая страна, – буркнул подполковник. – Кто это выдумал, будто французы галантный народ? Обыкновеннейшие свиньи.
– Не забывайте о француженках, Хауайс, – заметил майор. – Пикантные, скажу вам, есть штучки…
– Все равно свиньи, – с пьяным упрямством повторил подполковник. – И это не только мое мнение, Кирстен. Я повторяю слова самого фон Ауэрштедта. Вы это понимаете?
– Раз это сказал наш корпусной генерал, то мне остается только поднять руки. Тем более что тут нет малейшего противоречия. Ведь, – майор повернулся к Петру, – самая красивая француженка в то же время свинья. Не так ли?
Петро подлил коньяку и сказал:
– Я никогда не был во Франции, господа. Но слышал о ней много хорошего.
– Не верьте, – хмуро оборвал его подполков shy;ник. – Ложь! Что Гавр, что Ростов…
– Не могу согласиться с мнением господина оберстлйтнанта. Русские кусаются сильнее.
– Это у вас чисто субъективное, – засмеялся майор, похлопав Петра по ноге.
– Тем более что русских ждет тот же конец, что и французов! Мы их, – подполковник сжал кулак, – вот так!.. Перемахнем через Волгу – и капут России! Для наших танков не существует преград. Я верю, наш корпус первым окажется на заволжских просторах!
– Я хотел бы служить под командованием господина оберстлйтнанта, – патетически произнес Кири-люк. Он понимал, что его собеседники пьяны и порция грубой лести не помешает.
– Вот если бы все офицеры вермахта были такие, как вы, обер-лейтенант, – ответил тот, весьма польщенный. – За ваше здоровье!
Майор уже храпел в углу. Кирилюк закурил и вышел из купе.
Бывает же так – жалеешь, что выбросил деньги на лотерейный билет, а он вдруг выигрывает, да еще какой куш! Наверно, Кирилюк родился в рубашке. Впрочем, что рубашка!.. Вспомнил, как отец, рассказывая про одного проныру, который всегда счастливо выпутывался из различных передряг, развел руками и воскликнул: “Нет, он не в рубашке родился, а в драповом пальто!” “Так можно и про меня сказать, – подумал Петро, улыбаясь. – Черт подери, еще один такой случай – и я стану фаталистом”.