— Что?.. — И Менцель сделал выразительный жест, намекая на то, что его подчиненный изрядно заложил за галстук.
— Как вы могли подумать, шеф?! — обиделся Вилли. — Вы же знаете, что с утра я не пью.
— В тем-то и дело, что уже не утро.
— Майн готт, действительно уже третий час! Но, надеюсь, вы вызвали меня не для того, чтобы сверить наши часы?
— Вы поразительно догадливы, Вилли. Снова неприятность…
— Листовки?
— Хуже.
— Кого-то из наших оболтусов прикончили?
— Хуже, Вилли, хуже…
— Еще хуже? Кажется, я становлюсь суеверным человеком: сегодня мне снилось…
— Ко всем чертям сны, Вилли!.. Подбита танкетка, которая везла в город драгоценности!
— Когда?
— Только что позвонили.
— Собираетесь ехать?
— Машина уже ждет нас.
Танкетка стояла на обочине — искореженный металл, запах горелой краски. Харнак обошел вокруг нее, зачем-то ткнул носком блестящего сапога по разорванной гусенице, заглянул внутрь.
— Двух мнений быть не может. Противотанковая граната… — Перепрыгнул через кювет. — Бросали вот отсюда. Даже окопчик выкопали. Умно…
— Можно подумать, что вы восторгаетесь этими бандитами, — скривил недовольную гримасу Менцель.
— Объективно оцениваю, штандартенфюрер. Если бы этих бандитов не было, нас с вами здесь не держали бы.
И вот так всегда! У этого Вилли чересчур острый язык. Никогда не знаешь, что он выкинет. И потом — никакого уважения к старшему по званию.
— Ох, Вилли, Вилли! — буркнул Менцель. — Вы когда-нибудь доиграетесь…
Собственно, такой именно тон в их взаимоотношениях ему как раз импонировал. Менцель знал, что при посторонних Харнак никогда не позволит себе фамильярничать. А с глазу на глаз пускай тешится…
Поднявшись на холмик, заросший травой, Харнак подозвал к себе Менделя.
— Вот здесь, шеф, охрана танкетки пыталась организовать оборону. Видите, сколько стреляных гильз? Потом наших солдат забросали гранатами.
Походил немного по опушке, что-то бормоча, а затем обратил внимание Менделя на свежий конский помет и следы, которые вели в глубь леса.
— Картина вырисовывается. Засаду хорошо продумали. Охотились именно за танкеткой — не обстреляли же колонны, которые проходили по шоссе утром. Выходит, хорошо информированы. А это, штандартенфюрер, свидетельствует о том, что действовал местный партизанский отряд.
— Вы открыли Америку, Вилли! Это я и без вас знаю.
— Но ведь вы не знаете, что партизан было около тридцати, что у них способный командир — наверно, бывший военный, что отряд вооружен нашими автоматами, что у партизан было несколько раненых, а возможно, и убитые.
— Об этом тоже нетрудно было бы догадаться.
— Чего же вы от меня хотите?
— Сами знаете.
Харнак развел руками.
— К сожалению, больше ничего не могу. А впрочем… — присмотрелся к асфальту. — Любопытно…
Менцель заглянул через его плечо. И что там любопытного? Кровавое пятно? Но ведь следов крови вокруг сколько угодно.
Харнак вырвал из блокнота чистый листок бумаги, поднял что-то с земли и аккуратно завернул в него.
— Все, шеф! Нам тут больше нечего делать.
— А это что? — показал Менцель на карман, куда Харнак положил бумажку.
— Да так… предположение… Необходимы лабораторные анализы.
Менцель знал: в таких случаях расспрашивать Харнака безнадежное дело. Все равно ничего не скажет. Потом сам доложит.
Харнак позвонил Менделю утром следующего дня.
— Вы свободны, шеф?
— Жду вас через десять минут.
По выражению лица Харнака Менцель понял — есть что-то новое.
Гауптштурмфюрер сел в кресло и не спеша закурил. Дымком сигареты прочертил в воздухе огромный восклицательный знак.
— Во вчерашнем налете принимал участие кто-то из города. Мужчина лет пятидесяти. Ранен в левую щеку. — Глубоко затянулся, пустил дым под потолок. — Вас это интересует?
— Откуда такие сведения?
— Данные экспертизы…
Харнак небрежно стряхнул пепел на ковер — сейчас он мог себе позволить это.
— Точнее?
— Помните, на асфальте возле танкетки лежал окурок, а рядом — кровавый сгусток?
Менцель понял: Вилли хочется немного пофорсить, ждет, чтобы начальник засыпал его вопросами. Не дождешься, мальчишка! Уперся подбородком в переплетенные толстые пальцы и ничем не обнаруживал своего любопытства.
Харнак медленно погасил сигарету.
— В том кровавом сгустке я нашел осколки зуба. Остальное — уже дело науки. Вы знаете, в нашем госпитале работает опытный стоматолог. Мы просидели с ним всю ночь. Пришлось-таки пошевелить мозгами, зато мы добились своего. Прежде всего установили, что осколки, если их собрать, имеют форму мужского левого коренного зуба нижней челюсти, по-научному — моляр. Эта старая перечница, наш зубодер, оказался наблюдательным и дотошным человеком. Он утверждает, что зуб был здоровый, что раздробила его пуля. А это, в свою очередь, означает, что мужчину ранили в левую щеку. Далее. Зубодер заверил меня: остатки зубных бугров и следы зубного камня позволяют утверждать, что зуб принадлежал человеку лет пятидесяти. Вот и все.