“Так вот ты какой!” — обрадовалась Мария, а сама зевнула, как бы давая понять, что хочет спать. Модест сразу же встал со своего места.
— Разрешите завтра заглянуть? Если, конечно, я не обременяю вас своим присутствием? — Пан Модест поставил вопрос так, что трудно было отказать. И ключ он опять “забыл” возвратить…
Обо всем этом Сливинский коротко рассказал Харнаку. Гауптштурмфюрер лениво потягивал коньяк, наблюдая за паном Модестом из-под полуопущенных ресниц.
— Да, вам придется поморочить себе голову, — резюмировал. — Только запомните: тянуть нельзя. Вчера в городе опять появились большевистские листовки.
— Не беспокойтесь, мы вытянем из нее все, что она знает и чего не знает. За успех! — поднял рюмку Модест Сливинский.
Ганс Кремер любил свой дом. У каждого по-разному проявляется эта любовь: один любит собирать книги и уставляет ими все стены; другой ежедневно натирает пол до зеркального блеска; третий без конца переставляет мебель; четвертый не ходит в пивную, а сидит с кружкой дома в кругу семьи. Ганс Кремер любил украшать свой дом коврами. Все комнаты его двухэтажного особняка были увешаны и устланы коврами — персидскими, бухарскими, кавказскими, китайскими… Места не хватило, и ковры украсили коридоры. Даже на балконе лежала какая-то вычурно-фантастическая циновка.
— Думаю, у меня одна из лучших в Германии коллекция ковров, — похвастал ювелир, когда они со Шпехтом зашли в роскошно обставленную гостиную. — Кстати говоря, если попадется что-нибудь оригинальное, имейте в виду.
Кремер заглянул в холл.
— Лотта! — позвал. — Вечно эта девчонка куда-то исчезает.
Петро посмотрел на старика и подумал, что “девчонке”, вероятно, за сорок. Старик успел предупредить, что она осталась вдовой, и ему рисовалась жирная, с мясистым лицом и тяжелой походкой немка. Тем приятнее он был удивлен, когда увидел в дверях гостиной миниатюрную женщину, коротко подстриженную под мальчика, с мелкими, но правильными чертами лица и яркими пухленькими губками.
Лотта посмотрела на гостя откровенно любопытным взором. Видимо, он понравился ей, так как она приветливо улыбнулась и звонким голоском произнесла:
— Рада приветствовать вас, господин Шпехт, в нашей скромной хижине. Надеюсь, вам здесь не будет скучно! — Игриво опустила ресницы и объяснила: — Иногда у нас собирается приятная компания.
Петро поклонился.
— Уверен, что вес компании, даже самые приятные, можно с радостью променять па ваше общество, — отважился он на тяжеловатый комплимент.
Фрау Лотта бросила на него игривый взгляд.
“А вы мне нравитесь”, — можно было прочитать в ее взоре. Действительно, этот Шпехт недурен собою: не очень высок, но строен, с открытым лицом и презрительно-горделивой морщинкой между тонкими бровями. С характером мальчик!
— Обед через полчаса, — предупредил Кремер. — А сейчас я покажу вам вашу комнату.
Они поднялись на второй этаж. Комната с ковром во весь пол выходила окнами в сад. В одно из них заглядывала большая старая груша, осыпанная золотистыми плодами.
— Чудесно! — воскликнул Петро. — После гостиницы это кажется настоящим раем.
— А вот и райская деталь, — сказал ювелир, приподнимая висевший на стене ковер. — Видите: сейф надежный и хорошо замаскированный. Возьмите ключ. Есть, правда, дубликат, но вы можете быть уверены…
— Как вам не стыдно, господин Кремер! — обиделся Петро. — Ведь это не последняя наша встреча.
Стол был богато сервирован, но обед разочаровал Петра. Хлебая жидкий перловый суп, Кремер разглагольствовал о трудных для немецкой нации временах и о долге каждого внести свой вклад в дело героической борьбы. Произнося эти вычитанные из газетных статей слова, он аккуратно разрезал небольшой кусок мяса на миниатюрные доли и долго, старательно жевал их.
Петро, следуя примеру хозяина, тоже долго возился с куском мяса, который легко мог бы проглотить сразу. Вдруг он заметил, что Лотта подает ему какие-то знаки. Сразу не понял ее и лишь потом догадался — она рекомендовала ему не обращать внимания на болтовню старика.
После обеда Кремер попросил прощения у гостя и ушел к себе: он привык в этот час отдыхать. Лотта заговорщически подмигнула Петру и подала знак следовать за ней.
— Теперь мы пообедаем, — сказала, пропуская его в небольшую комнату. На столике стояли бутылки рейнвейна, на горячей сковороде шипели настоящие бифштексы. — У отца причуда, — объяснила Лотта, — афишировать, что мы довольствуемся лишь нормированными продуктами. Тот обед, вероятно, лишь раздразнил ваш аппетит… Не стесняйтесь, ешьте.
Она подала ему бифштекс, налила в бокалы золотистого вина.