Девушка обиженно поджала губы и молча кивнула.
– Вот и славно. Взамен я постараюсь обеспечить твою безопасность в этом неспокойном городе. По крайней мере, пока я здесь, а это, сразу говорю, ненадолго. Меня не интересует твоё прошлое, и я так же не стану задавать неудобных вопросов. Мне кажется, это очень хорошая сделка.
Себастьян накинул плащ, застегнул пояс с пламенеющей шпагой и даго. Он не особенно беспокоился о внешности, но каким-то естественным образом выглядел элегантно – настолько, насколько может быть элегантен бродяга. Подходило время вечерней тренировки – вот что действительно интересовало сильфа. Сейчас, сейчас он выйдет во внутренний дворик, разомнётся хорошенько в полной темноте и одиночестве, и воздух запоёт от его танца, и клинки его тоже будут петь. Сознание окончательно прояснится.
Танец с клинками так же эффективен для концентрации, как и молитва. А ясность ума сейчас ох как необходима. Нужно тщательно обдумать дальнейшие действия: разговор с Маршалом не дал ровным счётом никаких зацепок, скорее, наоборот – новые вопросы, новые сомнения. Всё-таки придётся, видимо, поработать с чёрным турмалином напрямую. Как же не хочется этого. Впрочем, он еще не виделся со Стефаном… но будет ли смысл в этой встрече…
Неожиданно для самого себя в дверях ювелир задержался. На душе вдруг стало как-то пакостно, как если бы он кого-то незаслуженно обидел. Но ведь это было не так, правда?
Проклиная себя за излишнюю мягкость, Себастьян обернулся. София сидела, надувшись, как мышь на крупу, яркие карие глаза померкли. Глупая упрямая девчонка. Но какая же красавица. Такие женщины не для него. Она слишком, слишком хороша, чтобы быть правдой.
Увы, опыта общения с избалованными кисейными барышнями у него не имелось нисколько. Ювелир не имел ни малейшего представления, как лучше поступить, как повести себя достойно. И об этом тоже стоило поразмыслить, успокоившись. Принять холодное взвешенное решение – и по возможности правильное.
Раздосадованный на самого себя, Себастьян плотно сжал губы и отвернулся. Тихонько прикрыл за собой дверь, едва удержавшись, чтобы сгоряча не хлопнуть ею. Как непохоже это всё на него. Куда подевалось самообладание легендарного Серафима?
Тревожно, тревожно было на сердце. Новорождённая луна была еще совсем слаба: узкий серебряный серп скрыли тяжёлые тучи. На улице снова сыро и промозгло. Предвестник бурь, южный ветер тоскливо завыл за окнами свою песню, от которой хотелось укутаться поплотнее в тёплый шарф.
Тёмное небо ждало безупречного танца его клинков.
Не говоря ни слова, Серафим вышел в ночь.
***
В задумчивости лорд Эдвард рассматривал серебряный перстень, лежащий перед ним на декоративном подносе.
По большому счёту, разглядывать-то тут было нечего: перстень был как две капли воды похож на его собственные «Глаза Дракона»… но только внешне. Внутренняя сущность камня была иной: простая стекляшка, не обладающая никакой особенной энергетикой. Подделка. Пустышка, которой не обмануть ни одного мало-мальски способного заклинателя.
Естественно, никаких отпечатков энергетики вступавших с ним в контакт перстень также не сохранил, да и сохранить не мог. Тем не менее опыт и мастерство помогали лорду Эдварду различать слабое искажение естественной структуры камня, которое могло быть вызвано только разрушительными эманациями страха. Уж это было совершенно бесполезной информацией – разве что самолюбие потешить.
Не прошло и часа, как Винсент, глава особой службы, доложил правителю, что подделка была найдена в комнатах его сына, инфанта Эдмунда, в одном из настенных тайников. Неудивительно, что тот так трясся последние дни, даже заявился искать поддержки Кристофера. Страх же, одно из сильнейших человеческих чувств, искажает природу любой материи.
Копия была выполнена превосходно. А значит, тот, кто изготовил или заказал её, должен был иметь доступ к оригиналу. Или феноменальную память, чтобы в точности воспроизвести однажды увиденный перстень.
В любом случае, во всём этом еще предстояло разобраться.
Винсент так некстати явился со своей находкой: две полуодетых прелестницы, притихнув, ожидали, когда внезапно помрачневший правитель оторвётся от медитативного созерцания перстня и вновь обратит на них свое высочайшее внимание. Но кажется, про них забыли. Вечер был безвозвратно испорчен.