Одна единственная слеза ребенка не стоит всех ценностей земли.
“Я не хотела ничего писать, меня заставили. Вынуждена это уточнить для тех, кому в руки попадут данные строчки, и тому, кто соберётся их прочитать. От начала и до конца. Их будет невеликое множество, ведь прожила я не так много лет, как мне хотелось. Потому, чувствую себя тем самым, несчастным Эдмоном Дантесом, в последствии ставшим широко известным графом Монте-Кристо. Может и я, когда-нибудь выберусь отсюда, и повторю его участь? Стану графиней, а что? Хорошая идея! Смогу им всем утереть нос! Всего добьюсь сама. На зло помешанной на себе матери. Хотя, какая она после всего случившегося мать? Из-за отца, ставшего моральным уродом, который закрыл на все происходящее глаза. На …
Стоп, нужен порядок. Четкость в изложении…
Как же озаглавить сие творение?
Мои мемуары.
Нет.
Нужно детализировать.
“Мемуары Сони Золотаревой.”
А что? Прикольно звучит.
Да, так мне нравится больше.
У меня ведь есть целая пачка бумаги. Небывалая роскошь для здешних мест. Хоть почерк такой мелкий и четкий, напишу я по меньшей мере еще один том Мертвых душ. И сожгу потом, к чертовой матери. Как и всю боль и все обиды, которые не смогла простить и отпустить.
Матушка Матрона говорит, что я должна все-все вспомнить, написать. Скажем так - извлечь урок и жить дальше.
Ведь так, Господи?
В этом месте все говорят, что ты есть. Но я не верю! Ведь если бы ты был, разве позволил, чтобы со мной такое сотворили? Вряд ли! Значит – тебя нет. Но я об этом больше никому не скажу. Вдруг обидятся и выселят меня. А мне сейчас нужно с кем-то говорить, пусть это будет и бумага.
Потому что….
Я опять кричу по ночам. И матушка опять ко мне из-за это приходила. Сидела, и долго на меня смотрела. Она больше не пытается говорить, это бесполезно. Ничего ей не скажу. И все же, я ее понимаю. Стены в кельях тонкие, слышимость хорошая. А еще потолки высокие, и эхо такое, что от моих криков никто по ночам теперь не спит. Уйти я пока от них не могу, мне нужно набраться сил.
Снова видела яркий свет, бьющий в глаза. Видела противные руки, тянувшиеся ко мне, чувствовала его… Как же это больно. Хочу все вспомнить, записать и забыть. Мазохизм какой-то, но мне это нужно.
Ну-с, приступим.
Мемуары Сони Золотаревой.
Часть 1.
Семья. Такое сладкое, теплое слово. Мне посчастливилось. Как там пишут в красивых, любовных романах? Ах, да. Я родилась с серебряной ложкой во рту. Моя мама, в прошлом, успешная манекенщица. Отец был предпринимателем, а с недавних пор – большой человек в политике, претендент на пост губернатора.
Росла я здоровым, крепким ребенком, у которого было все. И даже больше. Что правда в 14 лет, как и было принято в большинстве семей наших друзей, меня отправили учиться в Англию. Первое время думала, что родители хотели от меня избавиться.
Взыграли детские обиды, напускные комплексы. Ну вот представьте себе: живешь, хорошо учишься, занимаешься спортом, плохого ничего не делаешь…В общем, не ребенок, а мечта. И бац! Ты уже летишь в холодную, вечно дождливую страну, в которой и язык пока еще недостаточно хорошо знаешь, и из близких никого, и преподаватели строгие.
Я не понимала почему не могу учиться в своей школе. У меня там были друзья и хорошие учителя, все свое и родное. Это потом, спустя три года, отец скажет, что так было нужно для моей же безопасности. И я ему поверю.
Что останется делать?
В Англии я ни с кем близко не дружила и не общалась. Разве, что со своей соседкой по комнате. Ее звали Катарина. Смешная она. Пухленькая, рыженькая. Похожа на девочку, с которой я дружила в далеком детстве. Леночка, мы ее еще Светлячком называли.
Тем временем, в закрытой школе все дети были озлоблены. И все из-за родственников, которые их сбагрили. С глаз долой – из сердца вон. Я тоже злилась, сначала. Чего греха таить? Это потом решила с пользой провести все отведенное мне время. На момент, когда мне разрешили вернуться на родину, в совершенстве знала два языка - английский и французский. Была первой в плаванье, и даже немного рисовала. Правда в рамках школьной программы. Уж слишком много усидчивости требовалось в этом искусстве.