Она не слышала ничего.
Удивительно.
Обычно, лес наполнялся сотнями всевозможных звуков. Начиная пением птиц, обсуждающих последние новости и события дня, заканчивая хрустом веток, возникающим от еле заметного дуновения ветра. Подобно маленьком ребенку, он играл с ними, дабы не чувствовать свое одиночество.
Вот только Арина не слышала ничего. Бессвязный поток отдельных мыслей кружился в голове, напоминая стаю ворон, встревоженную тем самым шаловливым ветром. Она шла вперед. Зачем? Не знала, и не понимала. Просто шла. Ей казалось, что в каждом шаге, в каждом новом вздохе таиться какая-то загадка. И для того, чтобы ее разгадать девушке необходимо идти дальше.
Шаг за шагом прокладывать свой путь среди деревьев и кустов, среди птиц и прочей лестной живности. Она и шла. Минуты? Часы? Дни? Кто знает? Время утратило свою эквивалентность, стало слишком зыбким и неосязаемым. Да и зачем оценивать длительность своего пребывания в безмолвии? Ей было хорошо. Подняв ладонь, коснулась лица, но словно и не почувствовала его. Пустота? Вряд ли. Скорее – неосознанность.
Так странно, она ведь так давно уже идет, а ночь все еще не сменила день в своем царствовании. Арина замерла. Почему-то на нее нахлынула волна страха, животного и необъяснимого. Захотелось обернуться, будто за спиной кто-то есть. И этот кто-то ждет. Девушка сжала кулаки, не почувствовав боли. Хоть силу и прикладывала. Все тщетно. Плечи ее застыли, и как не приказывала она телу обернутся, ничего не происходило. Вскинув голову, сделала несколько решительных шагов вперед. Натолкнувшись на преграду в виде ствола дерева, хотела закричать. Ничего не последовало.
Как же так?
Удивительно!
Сколько ей так идти? Вперед ли? А быть может нужно все же развернуться и рвануть назад? Туда, откуда шла? Возможно там таиться разгадка цели ее пути?
Вот бы вспыхнуло солнце, и своим сиянием разогнало сгустки тьмы.
Домрачева делает шаг назад, и пока не успела почувствовать движение, оборачивается. И натыкается на полную, непроглядную тьму. Все вокруг погасло, словно выключили свет. Нет ее, нет ее тела, нет ее души. Одна пустота. Девушка видит ее, осознает. Смотрит в темноту, ждет. Показалось, что тело продолжило движение. Глаза по-прежнему не видели ничего. Накатило лишь чувство невесомости. Наверное, нечто подобное испытывают люди в космосе, когда вокруг нет ничего.
Абсолютный вакуум.
Вдруг, она различает маленький лучик света. Он такой крохотный. И первое время Арине кажется, что это всего лишь иллюзия, удачно созданная ее головой. Луч начинает расти, увеличиваться. Создается впечатление что нет больше тьмы. Теперь она вся окутана необычайным, ослепительным сиянием. После тьмы, свет ей нравится больше. В нем больше тепла, и открытости. Глаза девушки распахиваются, а остатки черного и белого миров, постепенно приобретают оттенки серого. Где она? Как долго тут находится? Где ее тело? Пальцы невольно сжимаются, посылая телу импульсы. На что они похожи? По лицу заскользило что-то. Предположила, что это слеза. От чего плачут люди?
От счастья.
От боли.
От радости.
От горя.
Можно придумать минимум дюжину предположений, и каждое окажется косвенно, но верным. Весь этот мир не кажется ей прекрасным и чудесным местом. Наоборот, она хотела кричать. Для чего? Чтобы осознать себя, и то место, где оказалась. Вот только рот так и не раскрылся.
В подобных мытарствах между сном и реальностью, девушка провела еще несколько дней. И все до момента, прежде чем окончательно не пробудилась.
Как Арина догадалась, что больше не одна в своем мире? Противный писк медицинского оборудования стал для нее лучшим свидетельством. Глаза, пока еще не видящие ничего отчетливо, лишь размытые образы, окутала резкая боль. Следом пришел бессознательный, животный страх.
Снова начала чувствовать каждую клеточку своего тела.
Она жива.
Параллельно с этим замелькали размытые кадры, состоящие из воспоминаний. В унисон с унылым пиканьем оборудования, она складывала пазл. Вспомнился ей и разговор с Максимилианом, и его удар. Припомнились и куски из прошлой жизни, и разговор в ресторане Домового.
Такая каша заварилась, страшно и сказать. Хотелось материться и кричать, подняться с вдруг ставшей ненавистной, пропахшей препаратами палаты, и снова сбежать. Куда глаза глядят, а лучше – в монастырь. Ее там примут.