СВЯТ
Больницы. Капельницы. Врачи. Консультации.
Как он это все ненавидел, но по-другому и нельзя было в возникшей ситуации. Профессор сдал. Основательно. Его сердце больше не выдерживало элементарных нагрузок, а донорское, просто не могло прижиться, как утверждали сами врачи. Тут срабатывало несколько факторов – старость, ослабленный длительными болезнями иммунитет, проблемы с печенью.
По очереди, возле старика дежурили они с мамой. И, пожалуй, впервые, за всю свою недолгую жизнь, Свят видел глубокую печаль в глазах родных и близких, вызванную осознанием неизбежного.
Ланевского периодически держали на различных аппаратах, в том числе – и на искусственной вентиляции легких, поддерживали лекарствами. Старик редко, но приходил в себя. В эти краткие минуты просветления они много беседовали. Отец рассказывал какие-то истории, делился своими эмоциями. В его глазах, Полански ни разу не увидел страх. Хотя все вокруг знали и понимали, счетчик запущен. В какой-то момент, ювелиру показалось, что кто-то там, на небесах, сжалился над ними. И дал возможность побыть вместе с отцом.
Как только порог палаты переступила Воронова, Профессор и вовсе заулыбался. На руках его любимая ученица несла ребенка, который то и дело аукал. Оставив их наедине, Свят незаметно удалился. Не мог дольше находиться рядом. Выскочил, точно ошпаренный. Ведь в глазах отца сияла искренняя, неподдельная любовь и такое…. открытое, настоящее, отцовское счастье. Полански никогда не видел ничего подобного ранее. И это при виде Сони и ее ребеночка. Нет, он не ревновал. Ни в коем случае. Отношения между ними были не теми, да и не к бывшей Малиновской – скромной художнице самоучке, которую великий Профессор взял на обучение, Полански не испытывал негативных чувств.
Просто он не мог больше сдерживать себя. Рыдание, что рвались изнутри его души, невозможно было скрыть. И все из-за понимания, что они успели. В играх со смертью, оттянули неизбежное и смогли порадовать старика. Дикий, одинокий и нелюдимый, он всю жизнь был таким. И по-настоящему боялся умереть в звенящей тишине. А сейчас, подле него была бывшая возлюбленная, а ныне мать Свята, он сам, названная дочь с почти родным внуком.
О чем мечтают люди?Ну, вот родился человечек. Он еще ничего не знает, не понимает. Не чувствует, просто живет. Спит и ест, спит и ест. Дальше, начинается детский сад, школа, университет. Работа. Любовь и разлука, страсть и переживания. Дети. Возможно – внуки. А дальше? А если у человека не было и половины из всего перечисленного?
Кто-то мягко коснулся его руки прерывая размышления. Мужчина резко отпрянул, но заметив Соню, поспешил извиниться.
-Иди к нему, он ждет тебя. – малыш на ее руках сморщился и недовольно захныкал. Следом, подле супруги оказался Дима. Он помог ей, подхватив небольшой сверток. Протянув ей какие-то вещи, что-то прошептал на ухо. Девушка ласково в ответ улыбнулась, приложила ребенка к груди.
Вот кому противопоказаны стрессы и поездки, и тем не менее, они приехали. В глазах Вороновой, стояли слезы. Невыплаканные, горькие. Художник ведь был для нее, как отец. Приложив малыша к груди, начала кормить. Сама - беззвучно плакала. Ворон заботливо обнимал ее со спины. Эта сцена так резко вклинилась в память ювелира, что он не смог совладать с собой. Снова. В глазах противно защипало. Резко развернувшись на месте, рванул назад, к отцу.
- Спасибо тебе, что нашел меня. – очень сдержанно и хрипло проговорил тот. – Прости, что не был тебе хорошим отцом. Прости, что так и не стал настоящим другом.
- Ты был для меня и другом, и отцом, и учителем. Пускай и недолго. – отрицательно мотнув головой, выдавил из себя. – А скоро станешь дедом. Не только ребенку Сони, но и…
В глазах старика вспыхнуло нечто яркое и такое горячее. Эмоции уже сложнее было удерживать под контролем. Одинокая, скупая слеза, сорвалась с кончиков белесых ресничек, и тут же скатилась вниз.
- Теперь и умирать не страшно, - как-то совсем тихо и радостно ответил он. Медленно на лице Профессора расцветал улыбка. – Вот и ступай к ней. Нечего тебе здесь делать. Слышишь? И берегите там моего будущего внука.
Спустя час, отец впал в кому. Глубокой ночью его не стало. Он ушел тихо и спокойно. На губах художника, как и прежде, застыла улыбка.