— Сама постановка такого сомнительного вопроса в корне неверна. Она свидетельствует о твоей идеологической незрелости.
— Почему же так? Разве человек не имеет права на счастье?
— Подобный вопрос сейчас неуместен. В твоей голове слишком много мусора, от которого надо избавляться. Хорошенько подумай над моими словами. Ну, хватит об этом. Мне пора собираться.
Внимательно слушая этот разговор, я сделал для себя вывод, что генерал говорит не совсем убежденно, так как эти революционные фразы прозвучали как-то неуверенно. Создавалось впечатление, будто он должен так говорить.
Хотя встреча в основном прошла нормально, все же остались следы недопонимания. Генерал не торопился подняться со своего места. Видно было, ему тяжело расставаться с племянником, которого он по-своему любил.
— Я знаю, что вы всегда очень заняты, но если сможете, то, пожалуйста, оставайтесь на ночь. Хотелось бы подольше побеседовать с вами. К тому же, наверно, вы давно не были на лоне природы.
— Деревенская идиллия! Какие прекрасные слова! — Генерал тут же поднялся с места и сказал: — В самом деле, мне уже пора ехать. Помни мои слова и не расслабляйся.
— Да, я понял, дядя, — ответил племянник.
На прощание генерал не совсем уверенно добавил:
— Конечно, я тоже не всё знаю. Но одно ясно, что после предательства со стороны Югославии{15} изменился курс Коминформа в сторону усиления международной солидарности трудящихся. Возможно, со временем и повысится роль каждого народа в отдельности, исходя из специфики и интересов каждого государства. Тогда, может быть, изменится и наш курс. Но пока все остается по-прежнему. Надо терпеливо идти вперед. На самом деле, и мне не так просто.
С этими словами генерал направился к джипу. Косые лучи осеннего солнца уже проникали в поле под гаолян, освещая его изнутри. Я до сих пор задумываюсь над увиденным и услышанным в то сложное время. Может быть, сказанное в тот день действительно отражало тогдашнюю действительность? А может быть, слова генерала были пророческими? Во всяком случае, есть повод задуматься над теми событиями, которые происходят в СССР, Китае, Румынии и во Вьетнаме сегодня, тридцать лет спустя[13].
А что сейчас происходит в Северной Корее?
…Наступил вечер. Я сказал Ким Сокчо, что у меня к нему есть дело, и попросил его выйти со мной на улицу.
— Да я один, — нехотя ответил он, расставаясь с Ким Чжонхёном, который в тот момент находился рядом с ним.
К тому времени наша работа исчерпала все свои возможности. Наибольшими успехами советские песни пользовались только в начале общения с людьми. Теперь мы в основном занимались политучебой. Начали знакомить учеников с двумя десятками различных документов, связанных с политической платформой партии, аграрной реформой, отдельными законодательными актами и деятельностью общественных организаций. Собственно, в этом и заключалась работа руководителей нашего подразделения. К примеру, наш командир, назначенный на эту должность по рекомендации своего влиятельного дядюшки, не проявлял никакого интереса к своим обязанностям. Поэтому его подчиненные были предоставлены сами себе. Они проводили время по собственному усмотрению. В любое время устраивали всякие увеселительные мероприятия, где пели разные песни, например, такие, как «Песня о Народной армии», «Чанбэксан чульги чульги» («Отроги горы Чанбэксан») и другие. Пели иногда и гимн страны. Даже устраивали конкурсы на лучшее исполнение песен. Лучшего певца заставляли петь три раза, при особо хорошем настроении даже танцевали под ритм песни. Каждая группа плясала, как говорится, до упаду, выпуская из себя пар. Так выглядела кульминация веселья. Молодые люди отвлекались от безделья. Они прибыли к месту назначения в качестве добровольцев уже несколько дней назад, но ни о какой боевой подготовке речь не шла. Они даже ни разу не дотронулись до винтовки. Им не выдали обмундирования, и ходили они в той же старой, изношенной одежде, в которой прибыли на службу. С каждым днем моральный дух этих людей падал, усиливалась апатия, происходила деградация личности. Правда, потом, спустя какое-то время, сержанты знакомили новобранцев с винтовкой-автоматом, обучали правилам пользования ручной гранатой по четыре часа в день. Что касается таких видов оружия, как миномет, автоматическая винтовка «Браунинг» и других, то их нам никогда не показывали, просто рассказывали, поясняя слова жестикуляцией.
Меня тоже охватило упадническое настроение, опускались руки. Чтобы как-то скоротать время, я стал больше общаться со студентами Чан Согёном, Чан Сеуном и другими в неформальной обстановке. Надо сказать, что беседы с ними были увлекательными, естественными. Очень скоро мы даже перестали обращать внимание на то, кто начальник, а кто подчиненный. Говорили об учебе, культуре и о других житейских вопросах. Мои собеседники восторгались моими знаниями в области литературы и хорошо отзывались о системе преподавания в средней школе Северной Кореи. Я инстинктивно почувствовал, что эти комплименты относятся не только ко мне, а означают нечто большее, и гордился этим. В то же время я догадывался, что рано или поздно у меня возникнут проблемы с Каль Сынхваном. В такие минуты и он почему-то всегда смотрел в нашу сторону.
13
К тому моменту, как автор занялся написанием отдельных частей книги, прошло около 30 лет со времени описываемых событий. Ли Хочхоль работал над книгой с 1986 по 1996 год.