Вместе с переменами в жизни менялись и люди. В частности, тот же Пхунён, став руководителем Комиссии по перераспределению земли, превратился в немногословного, жесткого и даже раздражительного человека. Раньше за ним никогда такого не замечали. Можно сказать, что от прежнего Пхунёна — общительного, скромного, рассудительного — почти ничего не осталось. Правда, он по-прежнему старался говорить правильные слова и быть ближе к народу, но выглядело это неестественно. Люди понимали, что он неискренен, и все больше отдалялись от него.
Наша жизнь так устроена, что мы общаемся между собой не только в официальной обстановке. Есть другая сторона жизни, частная, когда мы ведем разговоры на какие-то бытовые темы или говорим о личной жизни. Так вот эта вторая сторона с некоторых пор исчезла из жизни Пхунёна. Эти перемены начались осенью 1945 года, после посещения двухнедельных курсов по подготовке кадров в соседнем уезде. А с началом аграрной реформы они лишь усилились.
Многие односельчане не понимали, почему Пхунён так круто изменился, и удивлялись этому. Так, однажды они вели между собой такой разговор:
— Ума не приложу, почему Пхунён вдруг стал таким странным.
— Вот именно. А я-то думал, что я один такого мнения. Оказывается, и вы тоже так думаете?
— Не говорит, а словно речь толкает! Вот беда с ним…
— Говорит вроде правильные слова. А потом вдруг призывает всех воспрянуть духом, искоренить пережитки феодализма и японского колониального режима и принять активное участие в революции.
А деревенские женщины у колодца говорили:
— Странным стал третий дядя дома Квандон[23] с тех пор, как съездил куда-то дней на пятнадцать.
— Да. Уже совсем не смеется.
— Без улыбки он совсем не похож на себя.
— Все время произносит какие-то незнакомые слова вроде «идеология», «классы»…
— Вообще что это за слова, что они обозначают?
— Никто не знает.
— Очень странно, почему дядя вдруг так ведет себя.
Однако эти последствия посещения двухнедельных дневных курсов были еще цветочками по сравнению с тем, что произошло с ним после прохождения других курсов, более длительных. После проведения земельной реформы Пхунён уезжал еще на месяц, затем на три и, в конце концов, на полгода. Эти курсы были организованы соответственно городской и провинциальной парторганизациями, а также Центральным комитетом партии. После каждой поездки он менялся всё сильнее. Чётче вырисовывалась его идеологическая позиция, а в разговорах с людьми появилась грубоватая интонация. Взгляд становился более тяжелым, злым и холодным. Он ходил в незнакомом головном уборе черного цвета, похожем на ленинскую кепку, и всегда носил с собой большую тетрадь в чёрной обложке.
В общении с людьми Пхунён вел себя скромно и сдержанно, а потом вдруг взрывался и становился неуравновешенным, а порой и непредсказуемым. Одним словом, теперь он был совсем непохож на человека, который всю жизнь прожил по нашим деревенским законам и обычаям. Скорее, он стал напоминать тот неуместный и непонятный многим портрет генералиссимуса Сталина, который был так похож на руководителя среднеазиатской цирковой группы…
Бывало, Пхунён всё же отпускал какие-то шутки. Но делал это так шаблонно, что в них все равно ощущался пропагандистский привкус. Ни о каком естественном поведении этого человека речь уже не шла. Люди в недоумении задавали вопрос: как же он дошел до такой жизни? Когда-то Пхунён был трудягой, веселым и общительным человеком, но теперь от всего этого не осталось и следа. Он смотрел на людей как на объект пропаганды. Считал их строительным материалом. Одним словом, Пхунён стал неприятным, мерзким человеком. Даже на досуге он прибегал к пропагандистским уловкам и портил всем настроение.
Вообще складывалась какая-то странная ситуация: с одной стороны, слова Пхунёна были правильными, даже очень правильными. Но с другой стороны, они не воспринимались людьми. А наоборот, вызывали отрицательные эмоции.
О бывшем Пхунёне тосковал не я один. Крестьяне, получившие землю во время аграрной реформы, были благодарны ему. Но они никак не могли привыкнуть к столь крутым переменам в жизни, особенно к тем, что касались человеческих отношений. Ухудшались отношения между соседями, родственниками и другими близкими людьми. Жители деревни должны были как-то выживать в условиях сложившейся политической обстановки. Кто-то должен был идти вместе с Пхунёном, а кто-то — против него. Третьего пути попросту не было. В деревне происходило классовое расслоение, породившее вражду и ненависть между односельчанами.