«Смеется», — подумал он и обернулся. Ее серьезное лицо выражало готовность прыгнуть за ним.
— Что сказать? Неужели я могу тебя понять и разобраться в тебе?
— Ты по-прежнему хочешь видеть и понимать каждую минуту моей жизни? Или увидеть все, что вижу я?
— Нет, я хочу просто любить тебя такой, как ты есть, — странное ощущение легкости повлекло его за собой, и, поймав поток восходящего теплого воздуха, он оттолкнулся от уступа и полетел, плавно планируя над домами по направлению к морю. Словно куклы по городской улице шли люди, дырки в черепичных крышах подсматривали за ним, растения казались карликовыми, а галька на берегу — просто песком. Он оглянулся на нее и еще раз не поверил. Абсолютно спокойно она разворачивала вторую пару крыльев. Земля стала приближаться, сердце забилось учащенно. До моря оставалось метров сто — сто пятьдесят. «Вот она смерть» — подумал он и с отчаянием поглядел на камни. В этот момент он понял, что не один, он повернулся и попытался махнуть ей рукой, потом закричал. Попытки остановить безумную не удавались. Высота падала, удар был почти неминуем. Вдруг над поселком поднялась теплота, видимо, от топившихся печей, крылья его подпрыгнули, и он полетел дальше.
Море встретило его прохладным бризом и леденящей волной. Лето выдалось холодным — идеально для войны. Минутой спустя, на его место приземления плюхнулось в воду ангельское создание. Мстислав выловил ее и крепко-накрепко сжал в руках. На берегу, не замечая того, что видят птицы и что слышат рыбы, он сказал:
— Боже мой, как я люблю тебя.
— И я тебя люблю, — ответила она и улыбнулась.
— Теперь я, похоже, верю в чудеса.
— Потому что ты летаешь?
— Потому что ты сказала эти слова.
— А как же полет?
— Разве это полет? Это просто очень сильный ветер…
Забурлившие волны все сильнее бились о берег. К рассвету будет шторм. Намокшие крылья лежали чуть поодаль, едва задеваемые водой. Костер у Превлаки, видимо, зажженный рыбаками, ушедшими в ночное, разгорался. В сумерках замирала жизнь, выводя на охоту иллюзии и пытаясь их примирить с перерождением вечной жизни. Двое спали на гальке, обнявши друг друга, счастливые и улыбающиеся. И лишь рыбы слышали, как в такт часам на ратуше Херцог-Нови бьются два счастливых сердца…
Мстислав объезжал неровный строй ополченцев. Из всех новоиспеченных солдат неплохо выглядели (значит, имели исправную обувь) только жители прибрежного Игало. Рыбная ловля приносила свои плоды, а жители почти горного селения Мальта были худы и босоноги. «Негусто», — подумал Мстислав. Только что заточенные мечи сверкали на утреннем солнце. Иеромонах был необычайно серьезен. В воздухе повисла тишина, и он начал молитву:
«Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, да прибудет царствие твое, да будет воля твоя яко на небеси тако и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь и остави нам долги наши якоже и мы оставляем должникам нашим, не введи нас во искушение да избави нас от лукавого. Амен.»
Вместе с отче возносили свою молитву к небу пять с лишним сотен подданных Драчевицы. Молитва продолжилась. Двое воинов, мокрые от напряжения, вынесли икону Иоанна Предтечи. Двухметровое полотно с потемневшим рисунком было покрыто слоем запекшейся смолы, через который еле заметно проступал лик святого. Икона эта пережила не одну осаду, а однажды горела. Храм Св. Ивана на Равнем бреге был подожжен во время междоусобных войн во время правления Хранича. Неясно, что двигало поджигателями: в то время все воюющие стороны были приверженцами византийской церкви, а жители этих мест были весьма религиозны. Однако неизвестные люди ночью, как позже говорила быль, переодетые во все черное с факелами, от которых копоть была видна даже на Луштице, подобралась к храму с северного и восточного склона горы и, обнеся его соломой, смоченной в масле, подожгли святыню. Жившие в храме трое монахов не сразу заметили пожар. Монахи проснулись и, выбегая из кельи, бросились прочь, крича «пожар!». Один из монахов вспомнил об уникальной иконе, и решил вернуться. Остальные, выслушав его, не согласились идти с ним. Один пообещал привести помощь, а другой, оглянувшись на пылающий храм, молча продолжил свой путь в долину. Вернувшийся монах пробрался через горящие врата и увидел пылающий иконостас. Со всех сторон к центральной иконе подбиралось пламя. Масло, которым была она написана, проступало через защитный слой затемняющей краски, а пихтовые доски других икон покрывались кипящей смолой. Смола капала на Иоанна и стекала вниз, под алтарем постепенно вырастала кровавая лужа. Горевшие иконы хрустели и стонали, икона Иоанна Предтечи плакала. Капли масла и смолы текли из небесно-чистых глаз святого. Увидевший это монах, выхватил посох и выломал в отчаянии икону из алтаря. Окутанный дымом по горящему полу он выбежал из храма, неся на спине пылающую икону. В дни, когда икону выносили из храма по большим праздникам, ее снимали двое, а то и трое монахов: унести двухметрового исполина из крепкой дубовой доски из храма было достаточно тяжело.
Далее быль прерывала свое повествование, останавливаясь лишь на судьбах тех трех монахов, которые служили в храме. Сбежавшие монахи так и не вызвали помощь. Позже они оказались в хорватском плену, причем одного схватили ночью у известной в Дубровнике проститутки, а другого выловили, когда он воровал в саду яблоки. Бывших монахов продали на рынке рабов каким-то потомкам сельджуков. У жителей Суторины есть подозрения, что один из них кончил на дыбе, а другого разорвала акула, когда он пытался выловить в море свою шапку. Вынесший икону монах стал настоятелем Которского собора Св. Трипуна. Говорят, что когда он умирал, на его простыни начал проступать лик Иоанна Предтечи. Настоятель просил не переворачивать его, тем не менее, суеверные монахи за все два месяца болезни каждый день ходили глядеть на это чудо. В летописях собора до сих пор остались записи о чудесном рисунке, который проступил под спиной старого священника. Когда настоятель умер, и его переложили в гроб, на кровати его лежала абсолютно чистая белая простыня, как будто только что после стирки.
Иеромонах продолжил молитву, повествующую о жизни святого. Дошедши до того места, где говорилось об отрубленной голове Предтечи, Мстислав перестал вдохновенно повторять молитву вслед за иеромонахом. Перед ним вставала картина казни Олега, случившаяся у него на глазах, и говорящий от его имени Петр. Может быть, когда-нибудь и его голову принесут на блюде кому-то из турецких пашей, только она не заговорит. Потому что у него всего одна жизнь.
Молитва кончилась. Мстислав поднял меч, прокричал боевое приветствие. Которцы смотрели на него с обреченно мрачным видом, но в то же время с каким-то непонятным величием и бесстрашием. Внутри у Мстислава что-то поежилось. Он вспомнил новгородские дружины: крепкие, широкоплечие парни, острые клинки. Всего этого сейчас с ним нет. Зато с ним есть безграничная вера и бесстрашие. Есть люди, которые создают своими руками легенды. Он — участник мифотворчества. Дети их внуков будут рассказывать своим северным и заморским гостям, как их предки защищали родную землю.
Хорваты ударили по трем направлениям сразу. Северная армия из Дубровника вышла навстречу армии герцога Косачи, вплотную подошедшей к Конавли. Меньшая по численности, но гораздо лучше вооруженная южная армия вышла из Дубровника и, соединившись с молунарским войском, перешла реку Суторину по мосту у Превора. Другая ее часть, не теряя времени, прошла по Рагусее в сторону Превлаки.
Отряд Мстислава выдвинулся из Лучицы по высохшему дну горного ручья в сторону Превора. Храм Св. Ивана снова оказался в опасности. На окраине разграбленного и сожженного Превора Мстислав нагнал хорватов. Зайдя со стороны Мальты, Мстислав выиграл у хорватов в высоте. Хорваты были вооружены аркебузами — новым огнестрельным оружием. Впервые такое которцы увидели у турок: их огненные трубки (так называемые модфы) изрыгали их себя сноп искр и смертоносное жало. Во время очередного штурма приморских городов, жители Дубровника отбили атаку турков и, используя знание побережья, поймали один из кораблей мусульман в ловушку. Испугавшиеся града огненных стрел турки сдались. С тех пор секрет изготовления модф хранился хорватскими мастерами как зеница ока. В Молунаре располагались самые известные на этой части побережья оружейные мастерские. Оружие это не продавалось, оно хранилось в специальных складах и раздавалось только воинам. После сражений хорваты тщательно собирали все стволы с поля боя. Недавно один мастер придумал, как удобнее держать эти огнестрельные стволы. Благодаря сильным торговым связям, хорваты получили от франков новый образец оружия — аркебузу (пищаль). Единственным недостатком этого оружия было достаточно большое время, которое требовалось стрелку, чтобы зарядить ружье. Поэтому оно было весьма эффективно только на достаточно большой дистанции, а иначе ничем не отличалось от стрел. Учитывая, что хорваты оказались ниже которцев, дальнобойность аркебуз была меньше, поэтому хорватам надо было либо приблизится к которцам, либо искать новое поле боя.