— Как я могу двигаться вперед, если не понимаю прошедшего? Я не понимаю, как умер Клайв, почему…
— Он оказался в неподходящем месте в неподходящее время.
Софи содрогнулась, представив себе последние минуты Клайва. Очевидно, в Клайва стреляли с близкого расстояния.
— Но почему? Почему он там оказался? Что занесло его в это место посреди ночи?
— Думаю, мы об этом никогда не узнаем. — Лон открыл дверь, вышел и застыл у порога.
Смотря за широкие плечи Алонсо, Софи видела крупные белые хлопья, медленно опускающиеся на белую землю. Небо представляло собой подвижный снежный занавес.
— Снег идет. — Она встала рядом с Лоном; конфликт был забыт. — Как же красиво.
— Я много лет не видел снега.
Софи вышла на крыльцо, и ветер немедленно занес снежные хлопья в дом. Софи попробовала стряхнуть снег со щек и с волос. Вечер был тихий, идеально тихий, и от этого ныло ее сердце. За себя, за Клайва, за Лона. За них всех.
— Лон, как мы к этому пришли? — прошептала она и скрестила на груди руки, наблюдая за снегопадом.
— Мы стали взрослыми.
Слезы жгли ей глаза.
— Мы должны были навсегда остаться друзьями. Ведь мы — три мушкетера.
Лон улыбнулся уголком рта.
— Tres amigos [5].
Три товарища… Три друга. Клайв, Лон и Софи. В глазах защипало еще сильнее. И в горле першило. Весь вечер она сдерживалась, стараясь не дать воли горечи и желанию.
— И как же нам все исправить? Как сделать так, чтобы было правильно?
Он посмотрел на нее, посмотрел до странности мягко.
— Надо смотреть в будущее. Пусть остаток нашей жизни пройдет со смыслом, насколько это возможно.
— Это будет означать, что мы оставим Клайва позади.
Лон не ответил, и глаза Софи наполнились горячими слезами. Ей захотелось приблизиться к Лону, оказаться в его руках, ощутить его тепло и силу.
— Я не хочу больше ссориться с тобой, — проговорила она. — Я хочу, чтобы мы с тобой опять были друзьями. — Голос ее задрожал. — Я хочу быть тебе другом и жалею обо всем, что тебе наговорила. Прости меня за то, что я сказала о твоей матери. Я не осуждаю ее. Я знаю, ей тяжело пришлось.
Лон раздраженно пожал плечами.
— Это была неправильная жизнь. Но она этого хотела и сумела сделать себя счастливой.
Софи посмотрела вдаль. Рыхлый снег отражал свет луны, сверкал повсюду, насколько хватало глаз. Лон стряхнул снежинку с ее виска.
— Ты тоже научишься быть счастливой, Софи. Стоит только выбрать для себя счастье.
От его прикосновения по ее телу прошла жаркая волна, и она задрожала. Она стиснула кулаки. Как Лону удается вызывать в ней такие чувства? Снег засыпал его черный кожаный воротник, налип на волосах, на ресницах.
— Если тебе верить, все слишком просто.
— Так оно и есть. — Он вынул из кармана ключи от машины. — Что ты наденешь на бал? — спросил он с улыбкой, желая разрядить атмосферу.
— Как всегда, буду в черном. — Ее лицо помрачнело.
— Клайв не любил, когда ты надевала черное.
Она поморщилась. Клайв не любил, когда она надевала черное. Он дарил ей одежду исключительно ярких цветов. Желтое, красное, голубое, зеленое.
— Черный цвет — самый практичный.
— Хорошо хоть, ты не говоришь, что он делает тебя стройнее.
Улыбка исчезла с лица Лона. Он смотрел на Софи долгим, задумчивым, интимным взглядом, очень внимательно, И ей делалось тепло от этого взгляда. Он смотрел на нее с нескрываемым вожделением.
— Однажды я тебя потерял, — произнес он наконец. — И не думай, что я соглашусь потерять тебя еще раз.
Субботним вечером Софи одевалась к балу. Хотя она решила надеть черное платье, то самое, которое надевала в предыдущие два года, белье она надела высшего качества. Пусть у нее нет драгоценностей, это не означает, что она не должна предстать в лучшей форме.
Черный кружевной пояс плотно облегал талию. Софи аккуратно натянула тонкие шелковые чулки. Затем она застегнула черный кружевной бюстгальтер и надела платье.
Сейчас Софи стояла и смотрела на свое отражение в зеркале.
Черное, черное, черное.
Она не хочет так себя чувствовать: ей невмоготу. Уже почти Рождество, в конце концов! Она совершила ошибку, но разве она не может снова быть счастливой? Так ли ужасно, если она еще раз побудет красивой?
Если она еще раз почувствует себя на празднике?
Прости меня, Клайв, прошептала она про себя и сняла платье.
Открыв шкаф, она просмотрела немногие оставшиеся у нее платья и выбрала одно, которое ей хотелось надеть и которое она никогда не надевала. Она получила его в подарок на медовый месяц, но оно оказалось неуместным на курорте, куда они с Клайвом поехали.
Послышался стук в дверь спальни.
— Софи, уже половина шестого. Скоро станут съезжаться гости.
— Я уже почти готова, Луиза, — отозвалась Софи и взяла красное платье.
Дверь спальни распахнулась, и вошла Луиза в полном парадном облачении: длинное серое атласное платье, ожерелье из бриллиантов и жемчуга, брошь — бриллиант, обрамленный жемчугом, серьги с жемчугом и бриллиантами и даже небольшая диадема с жемчугом и бриллиантами на пышных серебристых волосах.
— Да тебе еще очень далеко до готовности!
Софи быстро надела красное мерцающее платье.
— Остается только застегнуть.
— Ты хочешь быть в этом? — Луиза с подозрением оглядела Софи. — А как же твое черное платье?
— Я его два года подряд надевала…
— И на тебе оно смотрится блистательно.
— Это платье мне купил Клайв, — сказала Софи. Но сейчас она думала не о Клайве. Она думала о Лоне, пусть даже он и не собирается приезжать сегодня. — Я спущусь через минуту.
Спустившись вниз, Софи произвела последний осмотр. Бальная зала сверкала. Шесть роскошных канделябров с пятью тысячами хрустальных подвесок. Огромная рождественская ель в углу. Небольшой оркестр наигрывал вальс Штрауса. Хотя гости еще не появились, зала выглядела волшебно, как марципан, усыпанный блестящей сахарной пудрой.
На протяжении первого часа Софи встречала гостей у входа, принимала пальто, подарки для хозяйки и всячески ублажала прибывающих. Во всяком случае, она занималась этим до того мгновения, когда появился Лон и вручил ей букет белых лилий.
— Что ты здесь делаешь? — выдохнула она, ошеломленно наблюдая за тем, как Алонсо освобождается от длинного черного шерстяного пальто, под которым обнаружился шикарный смокинг.
— Графиня не могла кого-нибудь нанять для этой работы? — проворчал он вместо ответа, склонился к Софи и приветствовал ее поцелуем.
Она повернула голову, и губы Лона погладили ее щеку.
— Не начинай, — шепнула она ему на ухо.
Он задержал ее голову немного дольше, чем полагается в таких случаях, и поцеловал углубление под ее ухом.
— Я еще не начал.
Его голос проник в нее, как и скрытое соблазнительное обещание. Она попыталась перевести дыхание, но захлебнулась от ощущения, от звона адреналина.
Он всего лишь очень легко ее поцеловал. Как такое едва заметное прикосновение могло быть так наэлектризовано? Как от мимолетного прикосновения губ ей стало так горячо? Почему она так напряглась?
— У меня изменились планы, — сказал Лон, отступая на шаг и поправляя запонки на манжетах. — К лучшему, правда?
— Я передам цветы Луизе, — предупредила Софи. Появление очередного гостя ее обрадовало. Кто-то должен был избавить ее от Лона. Когда-то эту роль играл Клайв, но больше он не может исполнять эту обязанность.
— Они для тебя. Если бы я принес цветы Луизе, они были бы желтые. — Он продолжал изучать ее, прищурясь. Он рассматривал каждую деталь ее обтягивающего красного платья, носки красных, в тон платью, туфель, выглядывающие из-под подола, ее длинные вьющиеся волосы, перехваченные лентой у затылка так, что завитки лежали между ее лопаток. — Приехал кто-нибудь из твоих друзей? — спросил Лон, завершив осмотр, и устремил взгляд на открытую шею Софи и на ее уши.