В тот вечер танцы на веранде Сплендоры затеяли исключительно из-за набитой лимонами седельной сумки. Лимоны только что прибыли с пароходом из Нового Орлеана, их привез полковник Томас Уорд. Он приехал после ужина, с ним прибыли еще три офицера.
— Это нашествие, — шепнула Салли Энн.
Один из спутников полковника был из Нью-Йорка, второй — из штата Мэн, третий — из Теннеси. Они поднялись по ступеням, на лицах — настороженность и надежда, шляпы в руках, волосы тщательно причесаны.
— Да они же еще мальчишки, — сказала тетушка Эм, выбираясь из кресла-качалки, чтобы поприветствовать их.
То, что она сказала, было так и в то же время не так. Им не так много лет, но это закаленные ветераны. Они говорили тихо и часто улыбались, начиная понемногу расслабляться, но все же за этой тихой благообразностью скрывались уверенность и решимость.
Летти опасалась, что их встретят с высокомерием, может быть, недружелюбно. Она сразу же поняла, что боялась напрасно. Южное гостеприимство и прирожденная обходительность требовали учтивого приема, если не сказать, теплого. Молодые люди были приняты в доме как друзья полковника У орда. В дальнейшем они могли бы воспользоваться гостеприимством этого дома и самостоятельно. Все зависело от них.
Гости попытались ответить в той же тональности и преподнесли небольшие подарки, начав с лимонов. Лимоны принесли на веранду и не без труда извлекли из сумок — огромные желтые шары. Один из гостей вытащил бумажный кулек с сахаром, другой достал жестяную коробочку с марципаном, а третий принес скрипку в кожаном футляре. Лимоны и сахар были встречены восклицаниями, с должным пылом и выражением благодарности. Их сразу отправили с Лайонелом и Питером на кухню, сопроводив указанием приготовить лимонад. Скоро все попивали кислый напиток, мечтательно говорили о том, как хорошо бы было охладить его колотым льдом, как в былые времена, и слушали мелодичное и грустное звучание скрипки. Звуки музыки поднимались над верандой и уплывали в густеющие сумерки.
Следующий всадник, подъехавший к воротам, всегда был здесь желанным гостем. Джонни Риден выпрыгнул из седла и пошел по дорожке, извлекая из кармана губную гармонику. Увидев инструмент, Рэнни издал театральный стон. Стоявший рядом Лайонел повторил его, как эхо.
Лицо Джонни сияло коварной улыбкой.
— Я знал, что вы будете в восторге. Я сидел, на меня накатывалась меланхолия. И я спросил себя: кого бы из своих друзей я выбрал, чтобы разделить с ними мою печаль? Я ехал в эту сторону, и до меня донеслись звуки скрипки. Ответ пришел сам собой! Кое в чем нами все-таки руководит Всевышний.
— Не во многом, — произнес Рэнни.
— Ты пессимист, — сказал ему Джонни. Изображая обиду, он уселся на ступеньках, спиной ко всем, и поднес к губам гармонику.
Летти ожидала, что сейчас ударит по ушам. Вместо этого полилась чистая и точная мелодия, которая прекрасно гармонировала со звучанием скрипки, обогащая его. В плавных звуках были такие захватывающие сердце чувства и такое воодушевление, которых она и не ждала от этого смеющегося рыжеволосого молодого человека.
Джонни и офицер в синей форме из Теннесси сыграли им «Лорену», «Скалу веков», «Стариков дома» и «Качаясь в колыбели бездны». И когда все без исключения были готовы расплакаться от такого печального репертуара, они вдруг заиграли «О, Сюзанна!», да так здорово, что тетушка Эм начала притопывать ногой, а мотыльки вокруг принесенных из дома керосиновых ламп начали, казалось, кружиться в такт музыке.
В самый разгар этого веселья подъехал Мартин Идеи в легком экипаже. С ним приехала веселая девушка, Мари Вуазен, дочь ближайшего соседа. Ее сопровождали мать, мадам Вуазен, и подруга Анжелика Ла Кур. Они прогуливались и дышали вечерним воздухом, когда заметили свет и услышали музыку. Любопытство заставило их выяснить, в чем тут дело.
После соответствующих представлений были еще принесены стаканы и разлит лимонад. Марципан передавали по кругу. Возобновилась музыка, и вечеринка разгорелась с новой силой.
Мари Вуазен, темноволосая и веселая, флиртовала так же естественно, как дышала. Ей хотелось знать про всех и все. Ее быстрые вопросы сыпались один за другим, живые карие глаза искрились интересом. Мадам Вуазен удобно устроилась рядом с тетушкой Эм. Она пощипывала марципан и была снисходительна. Подруга Анжелика вела себя менее оживленно, но довольно легко вступала в разговор, когда Мари обращалась к ней.
Кто начал танцы, сказать трудно. Сначала все сидели, разговаривали, болтали ногами, иногда прихлопывая случайного комара, потом вдруг все оказались на ногах и уже сдвигали стулья и подставки со светильниками к стене. И никому это не показалось чем-то необычным. Все отнеслись к этому скорее как к естественной возможности, за которую следовало ухватиться.
Летти кружилась по веранде с Томасом Уордом, затем танцевала то с одним, то с другим молодым человеком в синем мундире, которые менялись так быстро, что скоро она задохнулась и почувствовала тянущую боль в боку. Мари и ее подруга Анжелика пользовались таким же вниманием и так же не могли никому отказать. Даже тетушка Эм проплыла по кругу в ритме кадрили, придерживая юбки и подняв голову. Напротив, Салли Энн сказалась уставшей и отказалась танцевать. Ничто как будто не могло изменить решение молодой вдовы, пока Рэнни не оторвался от стены, где стоял, не подошел и не склонился перед ней в поклоне.
Музыка была медленной, в темпе вальса. Пара кружилась вдоль веранды плавно, чрезвычайно грациозно. Рэнни склонил свою белокурую голову к Салли Энн, и она смотрела на него с задумчивой и довольной улыбкой. Казалось, они ушли в свой собственный мир, отдалились от окружавших их шума и смеха, в мир, который был тоньше и нежнее раскрашен в мягкие цвета, чем тот, где вынуждены были пребывать простые смертные. Летти, которая кружилась в объятиях полковника, наблюдала за ними и невольно слегка покачала головой.
— Что такое? — спросил Томас Уорд. — Удивлены? Она улыбнулась ему:
— Честно говоря, немного. Я скорее думала, что танцевать он будет неловко.
— Мне кажется, есть вещи, которые не забываются, если, конечно, мышечные рефлексы не нарушены.
— Да, — согласилась она, — и еще я думаю, ведь они оба — жертвы этой войны, каждый по-своему.
— Да так ли это? Тайлер — может быть, но если прекрасная вдова — жертва, это ее собственный выбор.
— Это потому, что она отказывается танцевать с офицерами федеральной армии? — Летти подняла брови, в улыбке ее был вопрос.
— Потому что она всегда в этих вдовьих одеждах и прячет себя за ними.
— Может быть, она не может себе позволить чего-либо другого!
— Может быть, так она чувствует себя в безопасности.
— Кто же говорит, что она не заслуживает безопасности, такой, какую она себе сама пожелает?
— Такой, как выйти замуж за Тайлера и разыгрывать для него мать, как и для своего сына. Это было бы ужасной потерей.
Летти больше ничего не сказала, но продолжала задумчиво и внимательно смотреть на Рэнни и женщину в черном.
Гости все прибывали. В поисках полковника Уорда приехал мистер Дэниел О'Коннор, сборщик налогов. Ирландскому «саквояжнику» сообщили, что командующий федеральными войсками гостит в доме Тайлеров. Он надеется, что не помешал веселью. Он меньше всего хотел бы этого.
Его пригласили присоединиться к гостям, хотя, может, и без большого энтузиазма, предложили выпить лимонаду. Он принял приглашение, скривился, попробовав лимонад, очевидно ожидая чего-то покрепче, и отвел полковника на несколько минут в сторонку.
Покончив с делами, они направились туда, где стояла у перил Летти, обмахивая веером разгоряченное лицо. Полковник шел к Летти, а «саквояжник» — следом за ним. Когда они приблизились, Летти услышала, как О'Коннор, низенький, полный человек, одежда которого была чересчур яркой и тесноватой для его фигуры, обратился к полковнику, как он считал, вполголоса: