Провести хирургическую операцию было совсем не так легко, как могло показаться на первый взгляд, если думать, что бедная Дада безропотно покорится своей судьбе. Страусы, даже при небольшом росте, наделены громадной силой. Предвидя, что его пациентка при виде скальпеля непременно взбунтуется и начнет бешено отбиваться, Сиприен в качестве ассистентов привлек Бардика и Ли.
Решено было страусиху связать. Для этого взяли веревки, большой запас которых хранился в комнате Ли, затем особой системой пут и узлов птицу опутали с ног до головы, лишив ее возможности малейшего сопротивления. На этом Сиприен не успокоился. Чтобы пощадить чувствительность мисс Уоткинс и избавить страусиху от страданий, он обернул птичью голову в компресс с хлороформом. И был готов приступить к операции, не без некоторого беспокойства за ее результат. Алиса, взволнованная уже одними этими приготовлениями и страшно побледневшая, укрылась в соседней комнате.
Прежде всего Сиприен провел рукой по основанию шеи, чтобы точно определить расположение зоба, что оказалось нетрудно, поскольку в верхней части грудной области зоб составлял довольно значительную выпуклость, твердую и упругую, по сравнению с мягкими соседними тканями. Она легко прощупывалась пальцами. При помощи охотничьего ножа импровизированный хирург осторожно надрезал кожу шеи. Она свободно растягивалась, как у индюка, и была покрыта серым пушком. Надрез почти не кровоточил. Сиприен установил расположение двух или трех важных артерий и попытался, насколько возможно, раздвинуть их при помощи небольших проволочных крючков, которые велел держать Бардику. Затем он разрезал перламутрово-белую ткань, окружавшую широкую впадину над ключицами, и вскоре раскрыл зоб страусихи.
Вообразите куриный зоб, почти стократно увеличенный в объеме, в толщине и в весе, и вы составите себе достаточно точное представление об этом вместилище.
Зоб страусихи предстал Сиприену в виде коричневого мешка, сильно растянутого под тяжестью пищи и тех посторонних предметов, которые прожорливая птица успела проглотить за день или, возможно, раньше. И достаточно было взглянуть на этот массивный, мощный и здоровый орган, чтобы понять, что даже решительное вмешательство никакой опасности для него не представляет.
Вооруженный своим охотничьим ножом, который Ли, наточив, подложил ему под руку, Сиприен сделал в этом массивном Органе глубокий разрез. Теперь в зоб до самой его глубины легко входила рука.
Сразу же был опознан и извлечен документ, о котором так горевал мистер Уоткинс. Бумага свернулась в комок и, естественно, слегка помялась, но при этом осталась совершенно целой.
— Тут еще что-то есть,— сказал Сиприен, снова засунув руку в полость, откуда на этот раз вынул бильярдный шар.
— Это же шар для штопки, принадлежащий мисс Уоткинс! — воскликнул он.— Подумать только, ведь Дада проглотила его уже пять месяцев тому назад!… Вероятно, через выходное отверстие зоба шар уже не мог пролезть!
Передав шар Бардику, Сиприен продолжал поиски, словно археолог, ведущий раскопки древнеримского поселения.
— Ого! Медный подсвечник! — ошеломленно воскликнул он, тут же доставая этот скромный предмет домашнего обихода, помятый, сплющенный, окисленный, но все еще узнаваемый.
На этот раз смех Бардика и Ли перерос в такой неистовый хохот, что даже Алиса, вернувшаяся в комнату, не могла к ним не присоединиться.
— Монеты!… Какой-то ключ!… Роговой гребень!…— перечислял Сиприен, продолжая инвентаризацию.
Внезапно он побледнел. Его пальцы нащупали предмет совершенно особой формы!… Да!… Никакого сомнения быть не могло!… И все-таки он не решался поверить в такую случайность!
Наконец он вынул руку из полости и поднял вверх только что найденную там вещь…
Какой же вопль вырвался из глотки Джона Уоткинса!
— «Южная Звезда!»
О да!… Знаменитый алмаз остался совершенно нетронутым, ничего не потеряв от своего великолепия, и в ярком свете дня сверкал как целое созвездие!
Но только — удивительная подробность, поразившая всех свидетелей события,— алмаз изменил свой цвет. Из черной, какой она была раньше, «Южная Звезда» сделалась розовой — прекрасного розового оттенка, который только усиливал, если это вообще возможно, ее прозрачность и блеск.
— А вы не думаете, что это снизит ее ценность? — живо спросил мистер Уоткинс, как только вновь обрел дар речи, так как от удивления и радости у него сначала просто перехватило дыхание.
— Никоим образом! — ответил Сиприен.— Напротив, благодаря этому свойству алмаз входит в очень редкую группу «алмазов-хамелеонов»![105] И в самом деле, в зобу у Дада отнюдь не холодно, а, как правило, оттенок окрашенного алмаза зависит как раз от резкой смены температуры!
— О!… Благодарение Богу, ты снова здесь, моя прекрасная! — повторял мистер Уоткинс, сжимая камень в своих руках, будто хотел увериться, что не грезит.— Своим бегством ты — о неблагодарная звезда — принесла мне слишком много забот, чтобы я когда-нибудь снова позволил тебе исчезнуть!
И он подносил ее к глазам, лаская взглядом, и, казалось, готов был проглотить ее, по примеру Дада!
Тем временем Сиприен тщательно зашивал страусихе зоб. Затем, наложив шов и на шейный разрез, он освободил страусиху от веревок, лишавших ее возможности двигаться.
Совершенно подавленная, Дада опустила голову вниз и, казалось, совсем не была расположена к тому, чтобы убежать прочь.
— Вы считаете, что она придет в себя, месье Сиприен? — спросила Алиса, более взволнованная страданиями своей любимицы, чем возвращением алмаза.
— Как это «считаю ли я», мисс Уоткинс,— отвечал ей молодой человек.— Вы, стало быть, полагаете, что я мог решиться на операцию, не будучи уверен в успехе?… О, успокойтесь! Уже через три дня не останется никаких следов, и, ручаюсь вам, не пройдет двух часов, как Дада снова начнет набивать тот занятный карман, который мы только что опустошили!
Ободренная таким обещанием, Алиса подарила горному инженеру благодарный взгляд, который вознаградил его за все труды.
В это время мистер Уоткинс, убедив себя, что он все-таки в своем уме и что его чудесная звезда вернулась к нему, отошел от окна.
— Месье Мэрэ,— сказал он величественно-торжественным тоном,— вы оказали мне большую услугу, и я не знаю, как смогу рассчитаться с вами!
Сердце у Сиприена сильно забилось.
Рассчитаться!… Но ведь у мистера Уоткинса есть самый простой способ это сделать! Разве он забыл свое обещание — отдать дочь за того, кто отыщет «Южную Звезду»? И действительно, разве дело обстоит не так, как если бы Сиприен привез драгоценный камень из дебрей Трансвааля?
Вот что думал про себя Сиприен, но он был слишком горд, чтобы произнести это вслух, и к тому же почти уверен: фермер и сам должен вспомнить о своем обещании. Но Джон Уоткинс, ни слова больше не говоря, сделал дочери знак следовать за ним и покинул хижину Сиприена.
Разумеется, Матакит был тут же отпущен на свободу. И все же, еще бы чуть-чуть — и бедняга мог распрощаться с жизнью из-за одной прожорливости Дада. Так что, если говорить откровенно, ему страшно повезло!
Глава XXIII
СТАТУЯ КОМАНДОРА
Счастливый Джон Уоткинс, самый богатый человек в Грикваленде, устроил в свое время обед в честь рождения «Южной Звезды» и теперь не мог придумать ничего лучше, как дать второй обед, чтобы отпраздновать ее возвращение. Но уж на этот раз, можно быть уверенным, были приняты все меры предосторожности, чтобы она не исчезла. Поэтому страусиху не пустили на праздник.
Итак, вечером следующего дня блестящее, грандиозное пиршество началось.
С самого утра Джон Уоткинс оповестил всех близких и дальних знакомых из круга обычных гостей и послал местным мясникам заказы на такое количество мяса, которого хватило бы, чтобы накормить целую пехотную роту. Затем сложил в своей конторе всю провизию, консервные банки, бутылки с вином и ликерами, какие только могли предложить погреба со всей округи. К четырем часам в большой зале был накрыт стол, где рядами выстроились графины и поджаривались на огне части бычьих и говяжьих туш.