Настоящим доводим до вашего сведения, что секретный трибунал поселка Вандергаарт, заседавший в количестве двадцати двух своих членов и действующий во имя общего спасения, сегодня, в 00 часов 25 минут, приговорил вас к смертной казни. Вами произведено, и вы намерены использовать крайне несвоевременное и опасное открытие, угрожающее жизненным интересам всех жителей с их семьями, как в Грикваленде так и повсюду, где заняты добычей алмазов, а равно их огранкой и продажей.
Высокий трибунал постановляет, что указанное открытие должно быть уничтожено и что смерть одного-единственного человека следует предпочесть гибели многих тысяч. Вам дается десять минут на то, чтобы приготовиться к смерти, а способ казни предоставляется выбрать самому. Все ваши бумаги будут сожжены, за исключением писем, которые вы можете оставить для своих близких. Ваше жилище придется сровнять с землей.
Да будет так с каждым предателем!»
Прослушав приговор, Сиприен, принимая во внимание дикие нравы сграны, стал опасаться, как бы зловещая комедия не оказалась разыгранной вполне всерьез. Человек, державший его за плечо, взялся рассеять последние его сомнения на этот счет.
— Поднимайтесь немедля!— грубо приказал он.— Мы не можем терять время!
— Это убийство,— отвечал Сиприен и, решительно соскочив с кровати, начал одеваться.
Он был больше возмущен, чем напуган, и пытался сосредоточить на происходящем всю свою рассудительность, сохраняя то хладнокровие, какое необходимо для решения серьезной математической задачи. Что это за люди? Догадаться, хотя бы по тембру голоса, ему не удалось. Конечно, те из них, с кем он был знаком, если таковые здесь были, благоразумно помалкивали.
— Ну, как, выбрали способ, каким должны умереть?…— снова заговорил человек в маске.
— Я ничего не буду выбирать, я лишь протестую против отвратительного преступления, которое вы собираетесь совершить! — отвечал Сиприен спокойным тоном.
— Ну, протестуйте, и тем не менее вы будете повешены! Желаете оставить письменное завещание?
— Никаких завещаний через убийц я передавать не намерен!
— Тогда пошли! — приказал главарь.
По бокам молодого инженера встали два человека, и образовавшийся кортеж направился к двери. В этот самый момент, растолкав стоявших в дверях «вершителей закона» из Вандергаарт-Копье, в комнату ворвался какой-то человек.
Это был Матакит. Молодой кафр, который по ночам чаще всего блуждал вблизи лагеря, увидев людей в масках, направлявшихся к дому инженера, пошел вслед за ними. Подслушав всю сцену приговора, он понял, какая страшная опасность грозит его хозяину. Дальше он действовал не раздумывая.
— Папочка, почему эти люди хотят тебя убить? — закричал он, цепляясь за хозяина, несмотря на усилия людей в масках, пытавшихся его оттащить.
— Потому что я сделал искусственный алмаз! — ответил ему Сиприен, с чувством пожимая руки Матакиту, не желавшему его оставлять.
— Ах, как же я несчастен и как мне стыдно за то, что я сделал! — повторял, обливаясь слезами, молодой кафр.
— Что ты этим хочешь сказать?! — воскликнул Сиприен.
— Да! Тут уж я во всем признаюсь, раз они хотят тебя казнить! — вскричал Матакит.— Ведь это меня надо убить… потому что я подложил алмаз в печь!
— Уберите горлопана!— произнес главарь банды.
— Это я подложил алмаз в вашу печь! — повторял Матакит» отбиваясь от хватавших его рук.— Я обманул своего хозяина!
Он протестовал с такой дикой энергией, что в конце концов его стали слушать.
— Ты говоришь правду? — спросил Сиприен, удивленный и вместе с тем сбитый с толку только что услышанным.
— Ну да! Правду!
Теперь кафр сидел на земле, а все слушали его, поскольку то, что он говорил, в корне меняло дело.
— В тот день, когда произошел обвал,— продолжал он,— я, оказавшись под развалинами, нашел огромный алмаз! Я держал его в руке и придумывал, как бы получше спрятать, и в это самое время на меня обрушилась земная стена — наверно, в наказание за преступные мысли!… Когда я пришел в себя, то нашел тот камень в той кровати, возле себя. Я хотел его отдать хозяину, но мне было очень стыдно, что я украл сначала… Потом папочка задумал сделать свой алмаз и назначил меня поддерживать огонь. Но вот на второй день, когда я оставался в хижине один, в печке что-то с ужасным грохотом взорвалось и меня чуть не убило под обломками! Тогда я подумал, что папочка ужасно огорчится, если у него ничего не получится. И тогда я вложил свой алмаз в расколовшуюся трубку, облепив ее горстью земли, и затем быстро заделал верх печи, чтобы никто ничего не заметил. И никому ничего не говорил, и, когда папочка нашел алмаз, он был очень рад!
Последние слова Матакита покрыл взрыв хохота, которого не смогли сдержать люди в масках.
Сам Сиприен вовсе не улыбался, он кусал губы от досады.
Слушая молодого кафра, обмануться было невозможно! Рассказанная им история была совершенно правдива! Напрасно Сиприен, перебирая в памяти и достраивая в воображении все детали, пытался обнаружить доводы для ее опровержения или для доказательства ее несостоятельности! Напрасно говорил он себе: «Природный алмаз, под воздействием такой температуры, какая была в печи, наверняка испарился бы…»
Однако простой здравый смысл отвечал на эти доводы, что под защитой глиняной оболочки драгоценный камень вполне мог избегнуть воздействия высокой температуры или испытать его только частично! А может быть, именно этот нагрев придал ему темный оттенок! Или он испарился и снова кристаллизовался внутри своей оболочки!
Все эти мысли скапливались в мозгу молодого инженера, с исключительной быстротой связываясь в единую картину. Он был просто ошеломлен!
«Я отчетливо помню, как в день обвала увидел в кулаке у кафра комок земли, на это обратил внимание и еще кто-то, когда волнение немного улеглось. И к тому же комок был так крепко зажат в сведенных пальцах, что пришлось отказаться от мысли его вынуть».
— Ну вот! Больше и сомневаться нечего! — сказал кто-то.— Да разве мыслимо изготовить алмаз? И верно, какие же мы дураки, что могли поверить! Это все равно, что пытаться сделать звезду!
И все снова расхохотались.
Теперь Сиприен страдал от их смеха больше, чем раньше — от их жестокости.
После короткого совещания с сообщниками главарь снова взял слово:
— Мы пришли к мнению, что можно отложить исполнение вынесенного вам приговора, Сиприен Мэрэ! Сейчас вы станете свободны! Но помните, что приговор остается в силе! Одно только слово, одна только попытка поставить в известность полицию, и вы будете беспощадно наказаны!… Кто имеет уши, да слышит![100]
Сказав это, он в сопровождении своих товарищей направился к двери.
Комната по-прежнему была погружена в темноту. Сиприен спрашивал себя, не кошмар ли все, что только что случилось. Но рыдания Матакита, лежавшего пластом на земле и горько плакавшего, обхватив руками голову, не оставляли сомнений, что происшедшее было явью.
Итак, все произошло на самом деле! Он только что избежал смерти, но ценой самого мучительного унижения! Он, горный инженер, ученик Политехнической школы, талантливый химик, поддался на грубый розыгрыш какого-то жалкого кафра! Или, скорее, он обязан этим провалом, мягко выражаясь, лишь собственному тщеславию, смехотворному самомнению! В своем ослеплении он дошел до того, что выдумал целую теорию о происхождении кристаллов! Да нет ничего более смехотворного!… Разве не одной лишь природе дано в течение веков превращать химические элементы в чудесные произведения искусства? И однако, кто бы не поддался этой видимости? Ведь он надеялся на успех, приготовил все для его достижения и, по логике вещей, должен был поверить, что добился его! Да и сами необыкновенные размеры алмаза подкрепляли эту иллюзию!… Сам Депре[101] тоже поддался бы ей! И разве не случается даже опытным нумизматам[102] принимать фальшивые монеты за настоящие?
Таким вот образом пытался Сиприен подбодрить себя. Вдруг от промелькнувшей в мозгу мысли он похолодел: «Моя докладная записка для академии!… Только бы эти негодяи не забрали ее с собой!» Он зажег свечу. Но нет! Слава Богу, его доклад все еще туг! Никто его не видел!… Он свободно вздохнул только тогда, когда сжег бумаги в огне.