Отличная грань цвета агата, но ни с чем не сравнимая по блеску и прозрачности, предстала их глазам. Алмаз был черного цвета! Разновидность крайне редкая, отчего ценность камня еще более возрастала— если это было вообще возможно.
Руки Якобуса Вандергаарта, подставлявшие камень солнечным лучам, дрожали от волнения.
— Самый необыкновенный и красивый камень, когда-либо отражавший лучи света! — произнес он с чувством почти религиозного восторга.— А каким же он станет, когда сможет преломлять их всеми своими гранями после шлифовки!
— Вы взялись бы за такую работу? — живо поинтересовался Сиприен.
— О, конечно, мой дорогой мальчик! Для меня это было бы честью и завершением моей долгой карьеры!.. Но, может быть, вам лучше бы выбрать руку помоложе и потверже моей?
— Нет! — в порыве нежности воскликнул Сиприен.— Никто, я уверен, не проявит столько старания и умения, как вы! Возьмите, дорогой Якобус, этот алмаз и отделывайте его в свободное время. Вы сделаете из него шедевр! Считайте, что мы договорились.
Старик разными сторонами поворачивал в своих пальцах камень, словно бы не решаясь выразить свою мысль.
— Меня одно беспокоит,— сказал он наконец.— Знаете, становится слегка не по себе при мысли, что в моем доме будет храниться столь драгоценное сокровище! Ведь я держу на своей ладони самое малое пятьдесят миллионов франков, а возможно, и больше! Неосмотрительно брать на себя такую ответственность!
— Никто ничего не узнает, если вы сами не проговоритесь, месье Вандергаарт; я же со своей стороны гарантирую сохранение тайны!
— Гм-м! Могут возникнуть подозрения! За вами, когда вы сюда заходили, могли ведь следить! То, чего не знаешь наверняка, можно и предположить! Население в нашем краю такое странное!.. Нет! Я не смогу спокойно спать!
— Пожалуй, вы правы,— признал Сиприен, хорошо понимая колебания старика.— Но что же делать?
— Об этом я как раз и размышляю,— ответил Якобус Вандергаарт и, задумавшись, умолк.
Потом он заговорил снова:
— Послушайте, дорогой мой мальчик,— сказал он.— То, что я сейчас скажу, вещь очень деликатная; она предполагает, что вы мне полностью доверяете! Но, зная меня достаточно хорошо, не вам удивляться, почему я так настойчиво хочу принять все меры предосторожности... Я должен тотчас уехать, забрав с собой инструменты и ваш камень, и поискать прибежища в таком уголке, где меня никто не будет знать,— например, в Блумфонтейне или в Хоптауне. Сниму там дешевую комнатку, запрусь в ней, чтобы работать в полной тайне, и вернусь, лишь полностью завершив свой труд. Возможно, таким путем мне удастся сбить злоумышленников с толку! Но, повторяю, мне неловко предлагать подобный план...
— Который я нахожу очень мудрым,— ответил Сиприен,— и мне остается лишь просить вас осуществить задуманное!
— Имейте в виду, на это может уйти много времени, мне потребуется самое малое месяц, и по дороге могут случиться самые неожиданные происшествия!
— Не важно, мистер Вандергаарт, раз уж вы считаете, что такое решение наилучшее! И в конечном счете, даже если алмаз потеряется, беда невелика!
Якобус Вандергаарт чуть ли не с ужасом воззрился на своего молодого друга. «Не сошел ли он с ума от свалившегося счастья?»
Сиприен, поняв, о чем подумал старик, улыбнулся. И поведал наконец историю алмаза. Но то ли старый гранильщик не слишком поверил в его рассказ, то ли у него были свои причины не оставаться долее в этой уединенной хижине один на один с камнем на пятьдесят миллионов, он настоял на том, чтобы отправиться немедленно.
Собрав в старый кожаный мешок свои инструменты и пожитки, Якобус Вандергаарт прикрепил к двери грифельную доску, на которой написал «Отсутствует по делам», сунул ключ в карман, положил алмаз себе в жилет и отбыл. Через три часа, далеко за Гриквалендом, на дороге в Блумфонтейн Сиприен простился с мастером. Была уже темная ночь, когда молодой инженер вернулся к себе, думая, пожалуй, больше о мисс Уоткинс, чем о своем великом открытии.
Однако, не теряя времени и даже не оказав честь обеду, приготовленному Матакитом, он уселся за свой рабочий стол и принялся сочинять записку, которую рассчитывал отправить ближайшим курьером постоянному секретарю Академии наук. За подробным и полным описанием проведенного эксперимента следовало изложение весьма остроумной теории реакции, которая должна была привести к появлению на свет этого замечательного кристалла углерода. «Наиболее интересная черта полученного продукта,— писал он среди прочего,— состоит в его полной тождественности природным алмазам и главное — в наличии внешней породы».