— Вот бриллиант, — сказал он ему просто, поставив перед ним маленькую деревянную коробочку.
Сиприен открыл коробочку и был ослеплен. На ложе из белой хлопчатой бумаги покоился громадный черный бриллиант в виде двенадцатигранного ромбоида и отливал такими яркими призматическими огнями, что осветилась вся лаборатория. Это соединение черного цвета совершеннейшей прозрачности с беспримерным преломлением лучей производило неподражаемый, дивный эффект. Это была до того времени невиданная игра природы, совершенство в своем роде. Оставив в стороне вопрос о стоимости этого бриллианта, нельзя было не согласиться с тем, что великолепие этого камня говорило само за себя.
— Этот бриллиант не только самый большой, но и самый красивый из существующих на свете! — сказал Якоб Вандергарт торжественно, с отеческой гордостью глядя на чудный камень. — Он весит четыреста тридцать два карата. Вы можете похвалиться тем, что сделали образцовое произведение, дитя мое, и ваш опыт оказался блестящим.
Сиприен ничего не сказал в ответ на похвалы старика гранильщика, думая со своей стороны, что ему удалось сделать любопытное открытие, и только; многие уже стремились к этому без всякого успеха, а он, по-видимому, достиг цели. Производство искусственных алмазов могло стать впоследствии очень полезным, но оно должно было в то же время неизбежно разорить всех, кто торговал драгоценными камнями; в общем, оно никого не обогащало. И алмаз, несмотря на все свое великолепие, производил на него впечатление бесценного камня, который вскоре должен был лишиться и последнего своего обаяния, а именно редкости.
Взяв со стола футляр с бриллиантом, Сиприен дружески пожал руку старика и отправился на ферму мистера Уоткинса.
Фермер сидел в своей низенькой комнате и по-прежнему тревожно ожидал возвращения Якоба Вандергарта — возвращения, казавшегося ему теперь более чем сомнительным. Дочь была возле него и старалась его успокоить.
Отворив дверь, Сиприен на минуту остановился на пороге.
— Ну что же? — спросил его с живостью Джон Уоткинс, поспешно поднимаясь с кресла.
— Честный Якоб Вандергарт вернулся сегодня утром, — ответил Сиприен.
— Вместе с алмазом?
— Да, с алмазом, дивно отшлифованным, и в нем веса оказалось четыреста тридцать два карата.
— Четыреста тридцать два карата! — воскликнул Джон Уоткинс. — И вы его принесли с собой?
— Вот он.
Фермер взял футляр, открыл его, и круглые глаза его блеснули почти так же, как и бриллиант, на который он смотрел, оторопев от восхищения. Но когда он взял в руки эту драгоценность, восторг его вылился неожиданно в целый поток нежных слов, которые относились к камню. Он стал говорить с ним как с живым существом.
— О, чудный, великолепный, несравненный бриллиант, — сказал он, — как ты тяжел!.. Сколько звонких гиней дадут за тебя! Так ты возвратился, моя прелесть!.. Что сделать из тебя, мой красавец?.. Послать ли тебя в Кейптаун и в Лондон, чтобы тобой любовались?.. Но кто будет настолько богат, чтобы купить тебя? Даже сама королева не могла бы позволить себе такой роскоши!.. Ее доходов за два года не будет для этого достаточно… Ей придется собрать тогда парламент и сделать национальную подписку. И это случится, ты увидишь, будь покоен… И ты тоже найдешь отдохновение в лондонской башне возле «Кои-Нура», который будет маленьким мальчиком в сравнении с тобой! Что ты можешь стоить, мой красавец!
Затем после минутного вычисления фермер продолжал:
— Бриллиант русского царя был куплен императрицей Екатериной Второй за миллион рублей наличными и девяносто шесть тысяч франков пенсии пожизненно; из этого следует, что за тебя можно взять миллион фунтов стерлингов и пятьсот тысяч франков пенсии.
Вдруг мысли фермера приняли новое направление.
— Мистер Мере, — сказал он, — как вы думаете, не следует ли сделать владельца этого камня пэром? Все заслуженные люди имеют право заседать в Верхней Палате, а владеть таким огромным бриллиантом — заслуга из ряда вон выходящая!.. Дочь, да погляди же ты на него, погляди! Для того чтобы любоваться таким камнем, даже двух глаз мало.
Тут мисс Уоткинс в первый раз в жизни посмотрела на бриллиант с интересом.
— Он действительно очень красив и блестит, как раскаленный уголь! — сказала она, осторожно взяв в руки бриллиант.
Потом инстинктивным движением, совершенно естественным в молоденькой девушке, она подошла к зеркалу, вделанному в камин, и приложила драгоценный камень к своему лбу, среди своих белокурых волос.
— Звезда, оправленная в золото! — любезно сказал Сиприен, изменив своей привычке не говорить комплиментов.
— Это правда!.. Можно подумать, что это звезда! — воскликнула Алиса, весело хлопая в ладоши. — Так оставим ему это название. Назовем его «Южная Звезда»!.. Хотите, Сиприен? Разве он не так же черен, как здешние красавицы, и не так же блестящ, как созвездия нашего южного неба?
— Ну что ж, «Южная Звезда» так «Южная Звезда», — сказал Джон Уоткинс, не придававший значения названиям. — Осторожнее! Уронишь, уронишь! — воскликнул он с ужасом, когда Алиса сделала резкое движение. — Он разобьется, как стекло!
— В самом деле?.. Так он хрупок? — сказала Алиса, довольно пренебрежительно кладя бриллиант в футляр. — Бедная «Звезда», какая же ты жалкая! Ты не лучше пробки от графина!
— Пробка от графина!.. — воскликнул Джон Уоткинс в негодовании. — Эти дети ничего не уважают!..
— Алиса, — сказал тогда молодой инженер, — вы внушили мне мысль попытаться добыть алмаз искусственным путем! Следовательно, этот камень вам обязан своим существованием!.. Но в моих глазах это просто вещь, которая потеряет всякую ценность с той минуты, как узнают о ее происхождении. Ваш отец, без сомнения, позволит мне подарить его вам в память вашего счастливого влияния на мои труды.
— Как! Что такое?! — воскликнул мистер Уоткинс, не веря своим ушам.
— Алиса, — продолжал Сиприен, — этот бриллиант принадлежит вам!.. Я дарю вам его!
Мисс Уоткинс вместо всякого ответа протянула молодому человеку руку, которую тот нежно пожал.
Глава восьмая
«ЮЖНАЯ ЗВЕЗДА»
Весть о возвращении Якоба Вандергарта быстро распространилась по округе, и толпа любопытных повалила на ферму: все хотели видеть чудо-бриллиант, принадлежавший мисс Уоткинс или, вернее, ее отцу.
Нелишним будет сказать, что никому еще не было известно, что этот камень искусственный; с одной стороны, искатели алмазов не спешили разглашать факт, последствием которого могло быть их разорение; с другой стороны, Сиприен, не желая полагаться на случай, тоже ничего не говорил по этому поводу и решил не посылать своих заметок о «Южной Звезде», не проверив предварительно своего успеха вторым опытом. А потому неудивительно, что любопытство публики было возбуждено до крайности и Джон Уоткинс не имел намерения оставить его неудовлетворенным уже только потому, что оно льстило его тщеславию. Он положил «Южную Звезду» на вату поверх маленькой тумбы из белого мрамора и по целым дням, сидя в кресле, сторожил свою драгоценность и показывал ее публике.
Джеймс Гильтон первым заметил ему, как поведение его неблагоразумно. Отдает ли он себе отчет в том, какую опасность навлекает на себя, выставляя перед всеми вещь такой огромной ценности? Из слов Гильтона вытекало, что Уоткинсу было необходимо вытребовать из Кимберли немедленно полицейский отряд, в противном случае он рисковал подвергнуться нападению в ту же ночь.
Испугавшись этой перспективы, Уоткинс поспешил воспользоваться советом своего гостя и вздохнул свободно только вечером, когда увидел во дворе своей фермы отряд в двадцать человек верховых полицейских. Все эти люди разместились в службах фермы.