На яванском языке в Сурабае издается ряд литературных журналов. Несколько лет назад издавалась и ежедневная газета «Экспресс», закрывшаяся из-за банкротства. На мадурском языке регулярных изданий пока нет.
Большой интерес население Сурабаи проявляет к Советскому Союзу, к его культуре, литературе и искусству. Этот интерес резко возрос в последние годы.
Сейчас одним из самых активных распространителей литературы, поступающей из СССР, является богатый местный торговец антикварными безделушками. Этот торговец, господин Нараин, несколько лет назад не считал нужным «связываться с книжной торговлей». Теперь же он говорит каждому, что было бы смешно не учитывать огромный спрос на советскую книгу и отказываться от выгодного бизнеса.
Нередко влиятельный по местным масштабам журнал «Теранг Булан» дает специальные разделы, посвященные культурной жизни СССР. Здесь публикуются статьи о советских кинофильмах, театрах, деятелях искусства. Недавно в местном отделении советского торгпредства для представителей печати и общественности был показан фильм «Сорок первый». Сурабайские газеты высоко оценили его.
Однако реакционные группы прилагают немало усилий, чтобы распространить лживые измышления о Советском государстве. Индонезийское правительство закрыло некоторые явно реакционные органы печати, но такие газеты, как «Джава Пост», «Певарта Сурабая», журнал «Либерал», продолжают систематическую публикацию клеветнических статеек о Советском Союзе и Китайской Народной Республике. Характерно, что тиражи этих изданий невелики. Вряд ли расходы на их печатание окупаются ничтожными поступлениями средств от подписчиков. Очевидно, издатели какой-нибудь «Джава Пост» или «Певарта Сурабая» имеют особые источники финансирования, о которых предпочитают помалкивать. Можно, конечно, догадаться, что этими источниками являются те силы, которые не заинтересованы в развитии дружественных советско-индонезийских отношений.
Глава XIX
ЛУДРУК И КЕТОПРАК
Вечером Виллис заехал за мной вместе с супругой. Шофер взял с собой сына-подростка. Всей компанией мы отправились на представление лудрука.
Виллис дорогой пояснил, что лучшая труппа лудрука «Мархаен», с которой мне хотелось познакомиться, выехала на гастроли по городам Явы. Однако мы сможем посмотреть спектакль труппы «Трисноканген» — также одной из самых популярных в Сурабае.
Мы приехали в оживленный район, пестреющий вывесками лавок и ресторанов. Здесь находится так называемый «Национальный дом», или по-индонезийски «Гедонг Насионал», легкое дощатое сооружение с небольшим зрительным залом. Зал был украшен портретами деятелей национально-освободительной борьбы и просветительного движения. Над сценой висел большой портрет человека с высоким открытым лбом и умными проницательными глазами. Таков был доктор Сугомо, выдающийся общественный деятель, принимавший участие в создании в 1908 г. первой в Индонезии национально-просветительской организации «Буди Утомо».
Пока собиралась публика, гамелан исполнял очень своеобразную мелодию. К нам подошел молодой низкорослый индонезиец, по виду почти мальчик. Виллис представил мне его как руководителя труппы.
— Ямин, — отрекомендовался тот. — Очень рад, что вы пришли посмотреть наш спектакль, только не могу, к сожалению, побеседовать с вами сейчас, так как занят сегодня в спектакле. Но я буду рад встретиться с вами, рассказать о нашей труппе, о лудруке. Приходите хотя бы завтра перед спектаклем.
Я обещал прийти. Мне очень хотелось услышать обстоятельный рассказ о лудруке от руководителя труппы.
Представление началось, как всегда, прологом — на сцене появился танцор с бубенчиками на ногах. Танец сопровождался жалобным пением. Виллис пояснил, что это песня о несчастной любви. Песня должна подготовить зрителя к пьесе, в которой речь пойдет также о несчастной любви. Но пролог не исчерпывался единственным номером. На сцену вышел актер, в котором я узнал Ямина. Он исполнял песню, или, вернее, рассказ, простонародным языком, употребляя острые словечки и выражения. Зрители живо реагировали на каждую реплику, аплодировали. Затем к Ямину присоединился еще один актер.
О чем пели-рассказывали Ямин и его партнер? Это был своеобразный эстрадный политический фельетон или устный памфлет на злободневные темы. В какой-то степени аналогичные функции в театре классической драмы выполняли Семар, Гаренг, Петрук и Багонг.
Актеры касались многих современных и недавних событий, критиковали в шутливой и остроумной форме недостатки общества и давали зрителям советы.
— Такие прологи — прекрасная форма информационной работы, — серьезно сказал Виллис, — нередко более эффективная, чем распространение печатного слова. Значительная часть населения неграмотна, а живое слово актера понятно и доходчиво. Вы сами могли в этом убедиться. Поэтому наши информационные органы нередко используют актеров, как дополнительный аппарат для распространения правительственной информации и снабжают труппы необходимыми для этого материалами.
Содержание пьесы, которую нам довелось посмотреть, сводилось к следующему. У глупого и деспотичного фанатика Хаджи Дахлана есть дочь Харьядиях. Девушка встречается со студентом-медиком Сутарджо. Молодые люди любят друг друга. Сутарджо приходит в дом Хаджи, чтобы официально посвататься. Но Хаджи, узнав, что жених его дочери равнодушен к религии и не посещает мечеть, в ярости с помощью своего сына, такого же тупого фанатика, изгоняет студента из дома. Потом прогоняет и дочь. Хаджи велит слуге Харьоно передать изгнанной дочери единственное отцовское приданое — белый погребальный саван. Возможно, эта вещь понадобится для нее, когда она умрет от голода и лишений. Однако Харьядиях вовсе не умирает от голода и лишений, как это хотелось бы отцу. Она открывает харчевню и не без корысти проделывает над посетителями злые шутки. В маленькую харчевню забегает перекусить случайный прохожий. Но в харчевне ничего нет. У Харьядиях нет денег, нет товаров. Пока он ждет, Харьядиях успевает незаметно нарядиться в белый саван и в таком виде появляется перед гостем. Гость, увидев привидение, в ужасе бежит, оставляя на столе кошелек с деньгами. Жертвой такой проделки становится даже лурах, сельский староста. Наконец, о привидении узнает полиция, которая решает изловить проказника. Эта задача поручается молодому полицейскому. Им оказывается Харьоно, который не служит больше у Хаджи. Поймав Харьядиях на месте преступления, Харьоно ведет ее к отцу. Между тем старый Хаджи, покинутый всеми, тяжело страдает от лихорадки. Не помогает его набожность и строгое соблюдение правил корана. Харьоно и Харьядиях застают Хаджи в самом жалком состоянии. Приходится пригласить доктора. Это Сутарджо, который уже успешно закончил медицинский факультет и теперь занимается врачебной практикой. Доктор принимает радикальные меры для лечения Хаджи, делает ему уколы. Харьоно, помогая лечить бывшего хозяина, безжалостно дубасит его кулаками по спине. Хаджи подымается с постели, видит Дочь Харьядиях, узнает в докторе изгнанного им жениха дочери и соглашается на их брак.
Нельзя не заметить идейную направленность пьесы. Ее ценность не только в том, что зритель видит галерею живых полнокровных образов простых людей. Пьеса ценна своим обличительным сарказмом. Местами сарказм доведен до шаржа, буффонады. Это заставляет зрителей смеяться, негодовать, бурно переживать происходящее на сцене.
Пьеса вскрывает многие явления, которые в немалой степени свойственны современному индонезийскому обществу, еще находящемуся под огромным влиянием мусульманства и феодальных пережитков в сознании людей. Она обличает ханжество и косность. Объектом взяты Хаджи Дахлан и его сын. Автор смело называет свой отрицательный персонаж «Хаджи», т. е. истым мусульманином, совершившим паломничество в Мекку. Дополнение к имени Дахлан прозвища Хаджи заостряет смысл обличения. Хаджи и на сцене появляется в белой шапочке какую носят не простые мусульмане, а улемы. Конкретный отрицательный персонаж становится широким обобщением. Обличение одного тупого фанатика превращается в обличение отрицательного социального явления.