Я неоднократно убеждался в огромном интересе индонезийцев к советским научным изданиям по медицине, биологии, физике, химии, электротехнике, машиностроению, архитектуре, строительному делу. Спрос на подобную литературу в таких экономически слаборазвитых странах, как Индонезия, исключительно велик. Во всех индонезийских университетах, которые мне удалось посетить, профессора жаловались на недостаток учебников. Приходится заниматься по западноевропейским или американским учебным пособиям. В один голос профессора признавали, что эти учебники нередко «односторонни и тенденциозны.
Хорошее впечатление о художественно-архитектурном отделении было испорчено посещением класса живописи. Здесь я увидел груду абстракционистских картин: какие-то пятна, кляксы, в хаотическом беспорядке разбросанные по полотну, составленные из геометрических фигур уродцы, разноцветные клетки. Все это называлось пейзажами, натюрмортами, портретами.
Ахмад Садали объяснял, что означает то или иное нагромождение клякс, геометрических фигур. Чувствовалось, что преподаватель хотел похвастать успехами своих учеников, особенно старшекурсников. Кисти последних принадлежали самые бессмысленные, самые абстрактные полотна, в которых не было и намека на содержание.
Ахмад Садали посетил многие западные страны и усвоил там то, что было модным и, увы, худшим в современной живописи Запада. Своими любимыми художниками он назвал многих современных корифеев абстракционизма. Но я не услышал даже имени Пикассо, который, вероятно, казался учителям моего собеседника уже недостаточно современным. О русской же классической и советской живописи Ахмад Садали имел самое смутное и общее представление.
Он спросил, понравились ли мне работы его учеников.
— Видите ли, дорогой господин Ахмад, мне очень-трудно ответить на Ваш вопрос. Трудно не только потому, что я не искусствовед и не критик, но и потому, что традиции и приемы нашей советской живописи иные.
— Да, я слышал, что ваша живопись отличается от западной. Вы не признаете абстрактных форм искусства-и предписываете всем художникам придерживаться единой ортодоксальной манеры.
— Нет! Никто никогда не запрещал у нас художникам писать в своей индивидуальной манере, даже в формалистической, абстрактной. Однако наш зритель и критик — народ не принимает такой живописи. Он предпочитает реализм, располагающий огромными возможностями, чтобы показать окружающий нас реальный мир. Творчество таких наших художников-реалистов, как Репин, Крамской, Суриков, Серов, было глубоко народно и прогрессивно. Они создавали образы народа, национальных героев, прогрессивных деятелей культуры, вскрывали недостатки современного общества…
— Простите, кого вы назвали? Репин…
Я повторил незнакомые будущему профессору живописи имена и кратко объяснил, почему они так дороги каждому культурному советскому человеку.
— Но ведь и мы не отвергаем культурного наследия, — не очень уверенно начал мой собеседник. — Мы ценим Рембрандта, Рубенса, Рафаэля, Ван-Гога и других. Но сейчас абстрактная живопись больше отвечает духу времени. Только абстрактная живопись дает простор фантазии и позволяет художнику проявить всю его индивидуальность. Свобода творчества, свобода индивидуального восприятия и отражения вещей — это только абстрактная живопись, не ограниченная никакими законами анатомии, перспективы, цветовой гаммы.
Разумеется, я не мог не возразить.
— Не кажется ли Вам, дорогой господин Ахмад, что сейчас жизнь Вашей молодой республики дает художнику яркие темы: образы национальных героев, эпизоды национально-освободительной борьбы, процесс созидания новой жизни, борьбы с феодальными пережитками и наследием колониализма? Не кажется ли Вам, что мертвые ребусы абстрактной живописи не позволят воплотить в искусстве всю насыщенную событиями жизнь Вашей страны?
Дискутировали мы долго. Я говорил о замечательных реалистических полотнах Хенк Нгантунга, Хендра, Карьоно, Дуллаха, отвергающих всякие формалистические трюки. Именно реализм дал им возможность запечатлеть на полотнах яркие запоминающиеся образы. Не знаю, удалось ли мне убедить в чем-нибудь будущего профессора живописи.
Ахмад Садали был деликатный человек. Он не ругал все то, с чем не соглашались представители абстрактной живописи. Он даже согласился с их ограниченными возможностями и подчеркнул, что основной тематикой в его классе являются натюрморт, пейзаж, портрет и так называемая композиция. По его словам, индонезийские абстракционисты все же признают право на существование и «натурализма», оставляя за натуралистами те жанры, которые не укладываются в рамки абстрактной живописи.
Ахмад Садали, заговорив о так называемых индонезийских натуралистах, перечислил ряд знакомых мне имен, которые я относил к числу имен лучших современных индонезийских реалистов. Я еще раз убедился, что многие индонезийские художники ошибочно отождествляют реализм и натурализм. Мы высказали противоположные точки зрения на искусство живописи. Я излагал ту точку зрения, которой, кстати, придерживаются многие индонезийские художники, большой отряд художников-реалистов. Они опираются на национальные традиции, жизненный опыт, богатые жизненные наблюдения. Ахмад же Садали опирается на мертвые догмы своих западных учителей.
— Все-таки хорошо, что мы подискутировали, — сказал он. — Обязательно пришлите мне книги по советскому искусству. Я почти не знаком с ним. Очень хотелось бы побывать в Москве, чтобы по-настоящему познакомиться с творчеством ваших художников.
Глава VI
В ГОСТЯХ У ХУДОЖНИКА ХЕНДРА
Беседа с Ахмадом Садали в Бандунгском технологическом институте вызвала у меня желание поближе познакомиться с современным индонезийским искусством, прежде всего с живописью. В Бандунге я намеревался встретиться с Хендра, одним из крупнейших индонезийских художников. В Джокьякарте хотелось встретиться с Аффанди. Я знал, что лишь немногие второстепенные индонезийские художники увлекаются абстракционизмом. И не этюды из уродливых фигурок, лишенных смысла, которые я видел в классе живописи технологического института, определяют основные пути развития современной индонезийской живописи.
Индонезийское изобразительное искусство — явление сложное, многогранное. Крупнейшие индонезийские художники ищут индивидуальные творческие пути, смело экспериментируют, опираясь в то же время на традиции народного искусства Индонезии.
К числу крупнейших современных художников-реалистов можно отнести Басукн Абдуллаха, Дуллаха, Хенк Нгантунга и многих других. Басуки Абдуллах (родился в 1915 г.), сын классика индонезийской реалистической живописи Абдуллаха Сурио Суброто, получил серьезное профессиональное образование в Гааге, Париже и Риме в духе лучших традиций западноевропейского реализма. Он известен как автор многочисленных портретов и великолепных индонезийских пейзажей. Остальные художники-реалисты не получили такой систематической профессиональной подготовки или вообще самоучки. Среди них выделяется своим мастерством Дуллах (родился в 1929 г.), известный преимущественно как великолепный портретист. Особенно хороши женские портреты работы Дуллаха, передающие юное обаяние, изящество и грацию индонезиек вместе с их национальными особенностями. Хенк Нгантунг (родился в 1921 г.), крупный прогрессивный политический и общественный деятель, в настоящее время заместитель мэра Джакарты. Автор портретов и жанровых картин. Если портреты Дуллаха не лишены некоторого налета парадности, то Хенк Нгантунг не приукрашивает своих героев, людей физического труда, воспроизводит их в обыденной трудовой обстановке. Погонщики скота, крестьяне, бечаки — вот любимые герои художника. Многие произведения упомянутых выше мастеров находятся в коллекции президента Сукарно.
Однако у многих крупных современных художников Индонезии реалистические тенденции сталкиваются и с некоторыми проявлениями формализма в творческой манере письма. Формализм в широком смысле — это искусственный отрыв формы от содержания и предание форме или отдельным ее элементам первенствующего значения в ущерб содержанию. В современном буржуазном искусстве Запада формализм доходит до полного вытеснения образа беспредметными абстрактными комбинациями. Именно с такими проявлениями крайнего формализма я имел возможность познакомиться в Бандунгском технологическом институте.