Джонсон вернулся к столу, скомкал и выбросил в корзину газетную вырезку, посмотрел на дневник-памятку. Через два часа — обед с заместителем премьер-министра Японии Не нужен ему был этот обед, но Дкн Раск убедил: Кисиро-сан не просто заместитель премьера, он вроде символа Японии. У него огромный авторитет мудрого политика и реальная сила в делах экономики.
Улыбающийся после каждой фразы, вежливый, подвижный Кисиро-сан выглядел моложе своих лет и моложе самого президента, хотя был старше его на целых восемь лет. Они говорили о жаркой погоде, о растущих ценах на нефть, о предстоящих президентских выборах в Америке и правительственном кризисе в Японии.
— Очень, очень жалко молодого Роберта Кеннеди, господин президент, — говорил Кисиро-сан, испытующе глядя на Джонсона сквозь узкую прорезь глаз. — Очень, очень. Он мог бы принести победу вашей партии на выборах. Не так ли, господин президент?
— Конечно, очень жаль, — ответил Джонсон своим густым, ставшим в последнее время хрипловатым голосом, не испытывая на самом деле в душе никакого сожаления. — Нелепая выходка экстремиста, — добавил он.
— Да, да, нелепая, — отозвался Кисиро-сан, — какая нелепая: сначала президент Кеннеди, а теперь и его брат. Очень, очень жаль.
Подали кофе, сигары, коньяк. Лицо Кисиро-сан излучало высшее блаженство, когда он сделал несколько глотков кофе и пригубил коньяк, хотя ни того ни другого он не выносил:
— Очень, очень хороший кофе, очень хороший.
Постепенно беседа становилась свободнее, президент Джонсон почувствовал, как спадало внутреннее напряжение, появлялось ощущение легкости. Он объяснял это и хорошим обедом, и не напряженным, светским разговором, и прекратившейся головной болью, которая досаждала ему в последнее время.
— Разрешите, господин президент, задать один вопрос вашему министру иностранных дел, уважаемому господину Раску. Я очень хотел бы получить компетентную консультацию по одному вопросу.
— Конечно, господин Кисиро, попытайте-ка его, попытайте, — ответил президент с улыбкой.
— Господин Раск, скажите, что это за вещь — Республика Южный Вьетнам, о провозглашении которой пишут за рубежом как о близком событии. Каков ее статут, какие цели, намерения? Извините, пожалуйста, господин Раск, но я действительно не понимаю. Я полагаю, что мы, старые друзья, не будем прибегать в данном случае к дипломатии.
— Я думаю, Кисиро-сан, это серьезный шаг южновьетнамских коммунистов. Вполне возможно, что они хотят нейтрализовать сайгонский режим, заставить его пойти на переговоры с ними, а потом, если все пойдет удачно, создать нейтральное коалиционное правительство. Возможно, не зависимое ни от нас, ни от Ханоя.
— Вы говорите серьезно, господин Раск, или все-та-ки прибегаете к языку дипломатии? Я знаю, вам не чужда психология восточного человека, изучение Востока и его философии не могло пройти бесследно. Но я вас спрашиваю серьезно, — на лице Кисиро-сан уже не было милой улыбки, из-под нахмуренных бровей пристальные, пытливые глаза.
— Что вы, Кисиро-сан! — воскликнул Раск. — Я и не думал играть в дипломатию, так я думаю. А какое мнение у вас на этот счет? Как вы думаете, кто стоит за этим — Пекин или Ханой?
Заместитель премьер-министра сосредоточенно откусывал щипчиками кончик сигары, щелкнул золотой зажигалкой с вделанными в нее маленькими часиками, закурил.
— Очень, очень хорошая сигара, господин Раск, — проговорил он наконец, пуская вверх струю голубого ароматного дыма. — Когда вы уйдете из Вьетнама, господин Раск…
— Ну, что вы, Кисиро-сан, об этом не может быть и речи, — перебил его Раск.
— …когда вы уйдете из Вьетнама, господин Раск, — не обратив внимания на возражение, продолжал Киси-ро, — а вы уйдете оттуда… Извините, господин президент, — обратился он к Джонсону, — что я буду говорить, может быть, неприятные слова, но они ведь не решают дела, мы только обсуждаем проблему с разных сторон.
Джонсон тяжело повернулся в кресле, почувствовал, как мгновенно тупая злость к этому самоуверенному японцу заполнила все его существо, но силой воли он заставил себя сдержаться.
— Нам очень интересно узнать ваше дружеское мнение, господин Кисиро, — с натянутой улыбкой произнес он, — продолжайте, пожалуйста.
— Спасибо, большое спасибо, — опять расплылся в улыбке Кисиро-сан и, будто посыпая свежую рану солью, жестко повторил: — Вы уйдете оттуда, потому что Америка уже сейчас требует этого. Вот тогда и станет ясно значение этого шага. Я думаю, что Пекин очень хотел бы подчинить себе новое правительство.
— Зачем? — прямолинейно спросил Раск, не удержавшись в дипломатических рамках.
— Затем, господин Раск, — улыбнувшись невыдержанности хозяина, сказал гость, — чтобы помешать объединению Севера и Юга Вьетнама. Ему, как и вам, нужны два Вьетнама, хотя цели у вас несколько разные. Вы хотите твердо стоять в Юго-Восточной Азии, и Южный Вьетнам для вас только один из плацдармов. Пекин хо-
чет владеть Юго-Восточной Азией, а единый Вьетнам будет ему помехой на этом пути. Вы еще увидите, какую хитрую политику поведет он. Очень, очень хорошая сигара, господин Раск. — Кисиро неожиданно оборвал начатую тему разговора. Он сделал две неглубокие затяжки, положил сигару на край пепельницы и как ни в чем не бывало продолжал: — И коалиционного правительства не будет.
— Но о возможности этого говорится в заявлении Фронта освобождения, — проговорил Раск как можно более спокойно.
— Думаю, что мы являемся свидетелями очень мудрого шага Ханоя, — сказал Кисиро. — И Север и Юг населяет один народ. Вам, мне, всему миру известно, что Ханой ведет борьбу за объединение Вьетнама.
— Тогда зачем ему надо создавать новое государство?
— Чтобы облегчить борьбу с вами. Вам уже будет трудно говорить, что воюете с какими-то инсургентами, перед вами будет самостоятельное государство, которое, как я думаю, признают не только коммунисты.
— Но раз будет государство, значит, будет и пр-ави-тельство этого государства.
— Обязательно будет, господин Раск, обязательно. Да оно, пожалуй, уже существует де-факто. Я имею в виду Фронт освобождения. Потом будет и де-юре, обязательно будет.
— Готов согласиться с вами, Кисиро-сан. Но тогда это правительство вряд ли откажется от своих прав в пользу, допустим, Ханоя. Это был бы беспрецедентный шаг, не так ли?
— Почему же? Прецедент был, и что, может быть, самое неожиданное для вас, господин Раск, я был его свидетелем и участником,
— Что вы имеете в виду, господин Кисиро? — не выдержал Джонсон, про которого, кажется, забыли и собственный государственный секретарь, и японский заместитель премьера.
— Я имею в виду, господин президент, хитрый шаг русских большевиков в 1920 году. Мы тогда занимали Дальний Восток, и наше положение в России было схоже с вашим нынешним во Вьетнаме. Большевики создали Дальневосточную Республику, и она просуществовала два с половиной года, пока мы держали часть русской территории. Я, тогда молодой лейтенант импера-
торской армии, был переводчиком у нашего главнокомандующего, и нам не раз приходилось беседовать с военным министром господином Блюхером. Потом мы ушли, так сложились обстоятельства, и Дальневосточная Республика объединилась с Советской Россией. Очень похожая ситуация, очень, очень, господин президент.
— Сейчас другие времена, господин КиСиро, — сказал президент, — и я думаю, что ваш вариант не повторится.
— Буду только рад, господин президент, буду очень, очень рад. Ваше здоровье, господа, — поднял Кисиро рюмку с коньяком и сделал вежливый поклон в сторону хозяев.
Поставив рюмку на стол, Кисиро оставил в покое политику.