Выбрать главу

— Какой будет приказ? — спросил комиссар.

— Задание вами выполнено хорошо, — сказал полковник Ле Хань, — отводите бойцов на запасные позиции, как было предусмотрено планом. На новом месте получше укройтесь на случай, если повторятся воздушные налеты. Не теряйте времени, отходите.

Не всем подразделениям дивизии выпал такой тяжелый день, как на долю 7-го полка. Противник, как правильно говорил командир полка, действительно был взбешен и обрушился на атакующих большими силами. И хотя полк понес серьезные потери, он не дрогнул, выстоял и выполнил поставленную задачу, а ведь его бойцы вели свой первый настоящий бой с американцами. Со стороны противника были применены все средства технического подавления, на которые американское командование возлагало большие надежды.

Командование сил освобождения, утверждая план наступательных боев на всех фронтовых участках южнее реки Бенхай, рассматривало боевые действия в районе базы как отвлекающий маневр, как проверку готовности подразделений к ведению боев в совершенно новых условиях.

Однако отвлекающий маневр вызвал крайне болезненную реакцию не только в штабе экспедиционного корпуса, но и в Пентагоне. Эта реакция стала еще более бурной, когда сразу после атаки на Фусань было совершено крупное нападение на построенную несколько лег назад военно-воздушную базу Бьенхоа, всего в сорока километрах от Сайгона. Эта настоящая военная крепость была окружена сложной системой проволочных заграждений и минных полей, вокруг базы постоянно курсировали танки и бронетранспортеры. В радиусе нескольких километров действовали батальоны рэйндже-ров — солдат особых частей — и два батальона парашютистов. Казалось, что мышь не проползет незамеченной, и все-таки нападение было совершено. Было уничтожено несколько самолетов и вертолетов, убито и ранено, по американским данным, девяносто три солдата и офицера.

Первый год активной войны, начатой Линдоном Джонсоном, не оправдал надежд, которые питали в Вашингтоне. Совещания с военными, строгие телеграммы послу и командующему американскими силами, вызовы их с докладами, крутые беседы с лидерами сайгонской администрации — все было подчинено одной цели: создать перелом в развитии событий. После получении сообщений о нападении на базы Фусань и Бьенхоа президент послал Тэйлору телеграмму в резких выражениях. «По всем фактам, имеющимся в нашем распоряжении, внутреннее положение во Вьетнаме ухудшается. Оно требует от вас выработки четкого плана коренного изменения ситуации в нашу пользу. Поступившие тревожные вести о нападении Вьетконга на мощные американские базы говорят о слабости мер, предпринимаемых вами для выполнения разработанной программы подавления противника всеми имеющимися средствами и силами. Как президент страны и верховный главнокомандующий, требую от вас принять к сведению: повторение подобных акций будет свидетельствовать о вашей личной неспособности выполнять миссию, возложенную на вас американским народом. Джонсон».

Целая неделя потребовалась Тэйлору и его советникам для подготовки предложений в связи с телеграммой президента. Наконец ответ был составлен. «Я полностью согласен с тезисом о том, что все ухудшающаяся обстановка в Южном Вьетнаме требует разработки и применения чрезвычайных мер как внутреннего, так и внешнего порядка, — писал Максуэл Тэйлор. — Первоочередной мерой считаю усиление военного давления на ДРВ, чтобы вынудить ее правительство прекра-тить оказывать поддержку Вьетконгу и использовать свою власть, чтобы заставить Вьетконг положить конец его разрушительным действиям. Я также считал бы целесообразным и необходимым в нынешней ситуации, чтобы Соединенные Штаты взяли на себя обязательство по воздушной и морской защите Южного Вьетнама».

Последнее предложение в Вашингтоне было расценено как признак возможного умственного потрясения генерала Тэйлора или появившейся у него мании преследования: еще ни один самолет, ни один вражеский корабль ни разу не были замечены в воздушном или морском пространстве Южного Вьетнама. Это кошмарное видение генерала долго было предметом самых злых шуток в кабинетах Пентагона.

Не успели в Вашингтоне как следует изучить предложения генерала Тэйлора о мерах по ликвидации Вьетконга, как силы национального освобождения снова начали еще более крупное наступление, и снова в самом больном для американцев месте — недалеко от Сайгона, в районе Биньцзя. В течение месяца наступающие уничтожили и повредили 37 самолетов и вертолетов, полностью разгромили дивизион бронемашин, убили, ранили и взяли в плен около двух тысяч солдат и офицеров противника.

Начиная широкую войну во Вьетнаме, американское командование представляло ее как игру кошки с мышкой. Само собой подразумевалось, что американская кошка, поиграв немного, быстро покончит с вьетнамской мышкой. Они не подозревали, что с самого начала эта игра примет совсем другой оборот.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

События во Вьетнаме, кажется, начали разыгрываться не по тому сценарию, какой так тщательно писался в Вашингтоне. Об этом подумал Джонсон, познакомившись с большим количеством бумаг, полученных от дипломатов, агентов ЦРУ и военных.

Переброшенные на вьетнамский театр дивизии, по всем расчетам, должны уже были если не разгромить полностью Вьетконг, то хотя бы приблизить его поражение. Джонсона выводила из себя, ставила в тупик противоречивость информации, идущей из Вьетнама. «Есть ли у нас хоть один человек, — возмущался он, — который мог бы дать точный ответ на то, что все-таки происходит во Вьетнаме?» Он пригласил к себе Макнамару и поделился с ним своими сомнениями.

— В скором времени, Боб, я намерен выступить по телевидению и сказать нации, чего она может ожидать от войны, которую мы ведем на ее деньги за десять тысяч миль от берегов Америки.

— Хорошая идея, господин президент. Нация периодически нуждается в такой информации. Думаю, что сознание каждого американца наполнится гордостью, если он будет знать, что хоть своими деньгами он способствует укреплению наших идеалов и сокрушению коммунизма. — Макнамара произнес это таким равнодушным голосом, но в то же время с оттенком иронии, что президент вопросительно посмотрел на него.

— Я вижу, у тебя меланхолическое настроение, что Tet5e не очень идет. Но и у меня, после того как почитаешь такие послания, — кивнул президент на стопку бумаг, — оно. не становится бодрее. Вот ты говоришь — не пойму только, всерьез или с иронией? — надо объяснить кое-что нации. А что мне сказать ей, нации? Что у нас никто не знает, что действительно происходит во Вьетнаме, что я не знаю, кому верить и можно ли вообще верить кому-нибудь? Скажи, неужели и ты со своим могучим аппаратом разведки находишься в таком же положении? Это чудовищно! У меня складывается впечатление, что наши службы, обязанные давать точную, объективную информацию, стараются одна перед другой создать наиболее запутанную картину происходящего. Тебе это не приходило в голову, а?

— Война, господин президент, — не отвечая на последний вопрос, сказал Макнамара, — напоминает картину, и каждый рисует ее по-своему, пользуясь своими красками.

— Но ведь мы не художники, а политики, и нам нужн? не какая-то мазн-я, а подлинное представление о том, что происходит. Мне как-то в Японии рассказывали, что у них был знаменитый художник, который всю жизнь рисовал только гору Фудзияму. Представляешь, д!есять тысяч картин и на всех — Фудзияма! Полагаю, что он мог нарисовать и в два раза больше, и от этого ничего бы не изменилось: Фудзияма как стояла, так бы и стояла, в каком бы ракурсе ее ни изображали. Другое дело — война. Нам нужен такой ее ракурс, который позволял бы нам принимать решения, затрагивающие судьбы страны.

— Я, господин президент, тоже был расстроен, познакомившись примерно с такими же посланиями.

Мне жалуются на плохую работу армейской разведки, которая, несмотря на мощное оснащение разной техникой, не может определить, где находится противник, какие у него силы и какие намерения. Это очень влияет на ход той или иной операции. Но плохая разведка в. государственном масштабе наносит уже вред, ни с чем не сравнимый. Часто мы страдаем не от недостатка данных и фактов — этого у нас хватает. Мы страдаем оттого, что наши люди не умеют анализировать их и делать верные, выводы. Сейчас мы как раз — находимся в таком положении; когда нам нужны аналитические выводы, которые могут подсказать правильное решение.