— По многочисленным прямым и косвенным данным, сэр, я сделал именно такой вывод, который вы изволили назвать бредом.
— Ну, подумай, Джим, меня же засмеют в Вашингтоне, если я сообщу, что Вьетконг готовится сформировать Временное правительство и провозгласить образование своего государства. Может быть, вы скажете, где будет столица этого мифического государства? А кто его возглавит? Дружок того повара, которого мы расстреляли за то, что отравил десять морских пехотинцев?
— Это вполне возможно, сэр, потому что мы ведь не знаем, кто был повар. Вполне допускаю, что у него был диплом об окончании химического или фармакологического факультета в Сорбонне. А его, как вы говорите, дружок, может быть, сейчас составляет конституцию отнюдь не мифического государства. Здесь все может быть, господин генерал.
— Вы, кажется, давно в нашем штабе, Джим?
— В общей сложности — уже пятый год.
— Неужели и мне предстоит пробыть здесь столько же? — удивленно воскликнул генерал.
— В ваших силах, сэр, уехать отсюда значительно раньше.
— Каким образом?
— Победить, сэр. Только победить.
— Спасибо, Джим, но как это сделать? Ты вон уже правительство готовишь. Не слишком ли много правительств для одного Южного Вьетнама?
— Что вы, сэр, три правительства — совсем немного.
— Каких три? На тебя жаркий климат так действует?
— Правительство, которое возглавляете вы, — раз. Второе пытается возглавлять генерал Тхиеу, ну, а третье, видимо, возглавит дружок повара, которого мы расстреляли за отравление морских пехотинцев.
Давно так не смеялся от души суровый на вид генерал Уэстморленд. Он вышел из-за своего стола, сел напротив полковника Мэрфи и, еще сохраняя веселое, довольное выражение на лице, сказал:
— Мне приятно было, полковник, выслушать ваши остроумные выводы. Не скрою, они интересны, но, как бы это сказать точнее? — генерал щелкнул пальцами, подыскивая нужное определение, — несколько фантастичны. Если наша разведка будет делать такие прогнозы, — Уэстморленд, не глядя, показал рукой на стол, где лежала записка Мэрфи, — то мы очень скоро потеряем почву под ногами — и нам надо будет уходить отсюда. А я не хочу этого, не хочу, Джим. Нас прислала сюда Америка вырвать победу, и мы ее вырвем, несмотря ни на какие сложности.
— Я не сомневаюсь, сэр, в этом. Мнение о возможном сформировании вьетнамского правительства — это мое личное мнение. И хотя я не думаю, что очень сильно ошибаюсь в таком повороте событий, но зато я вовсе не ошибаюсь, когда говорю, что вы можете вырвать эту победу у кого угодно, пусть формируется десять правительств и провозглашается двадцать независимых государств.
— Это другое дело, Джим. И все-таки твои выводы мы воздержимся посылать в Вашингтон. Чтобы провозгласить новое государство, нужно слишком много условий, Джим. Ты согласен?
— Конечно. Но мне хотелось бы услышать от вас об этих условиях.
— Хорошо. Как минимум, — город, чтобы разместить правительство. Мы им такого города не дадим, а если он у них появится, мы его за четверть часа превратим в порошок, в пыль, вместе с премьером и министрами. Затем нужна экономическая структура, которой у Вьетконга нет и не будет долгое время. Потом — люди, которые должны управлять государством, и еще тысяча других более мелких, но необходимых требований. Вьетконг, Джим, мы будем держать в джунглях, в горах, поливать напалмом и ядохимикатами. Но если — о чем я не хочу и не могу думать, — если мы отсюда уйдем когда-нибудь, то мы оставим здесь зону, на которой жизнь замрет на долгое время. Только повторяю: мы вернем этой стране мир, дадим ей спокойствие, мы сокрушим ее врагов. И это сдел?.ем мы с вами, Джим, вместе с тем полмиллионом, а может быть и миллионом молодых, сильных, решительных, готовых на все парней, которых пришлет сюда Америка.
Уэстморленд не поверил бы даже самому мудрому предсказателю судьбы, если бы услышал, как он далек от истины. Он считал, что он самой историей призван навести порядок в этой стране, где за двадцать месяцев, прошедших после свержения Нго Динь Зьема, было совершено двенадцать правительственных переворотов, сменилось девять кабинетов министров, выпущено четыре конституционные хартии, и все они усиливали террор и хаос, охвативший страну.
Борьба внутри сайгонской верхушки выходила из-под контроля американских специальных служб. Скрывавшаяся под невинным названием «Группа Мичиганского государственного университета» особая команда, сформированная из офицеров военной разведки, ЦРУ, министерства обороны, старалась держать под контролем разведку и контрразведку, полицию, органы безопасности, службы информации и пропаганды. Но многоопытные специалисты иногда разводили руками перед картиной, напоминающей битву пауков в банке. Они писали в свои ведомства, выворачивая наизнанку царившие в Сайгоне порядки.
Президент Джонсон, встречаясь с вновь возвращающимся в Сайгон Лоджем, а потом с Уэстморлендом, требовал одного: кончать с вакханалией в верхах, найти твердого решительного человека и дать ему больше прав на подавление любой оппозиции — либеральной, буддистской, католической, интеллигентской. Душить их в зародыше, иначе, как справедливо считал помощник министра обороны Мактоун, Южный Вьетнам окажется по другую сторону «железного занавеса».
Утверждение у кормила власти двух генералов — Тхиеу и Ки, хотя и не доверявших друг другу, питающих взаимную неприязнь, — давало некоторую передышку от переворотов. Занявшись изучением возможностей для более активного участия сайгонской армии в военных действиях, Уэстморленд пришел к самым неутешительным выводам. Зная, что личные беседы Джонсона с сайгонским премьером Нгуен Како Ки произвели на президента хорошее впечатление, а заявление Ки о том, что правительство сделает все для поднятия боеспособности армии, вызвало горячую поддержку и одобрение Джонсона, Уэстморленд тем не менее решил информировать его о том, что месяцы, прошедшие после встречи в Гонолулу, не привели ни к каким сдвигам в лучшую сторону.
Через председателя Объединенного комитета начальников штабов генерала Уилера Уэстморленд послал лично президенту конфиденциальную информацию. Не стесняясь давать резкие оценки происходящим событиям и говорить неприятную правду, он писал: «Осуществляя свою кампанию, Вьетконг может вести боевые операции силами до полка во всех четырех корпусных зонах армии Республики Вьетнам и предпринять наступление силами до батальона во всех провинциях. С другой стороны, армия Республики Вьетнам уже испытывает трудности в противоборстве с возросшими возможностями Вьетконга. Дезертирство приняло необычайно большие размеры. Боевые потери значительно выше, чем ожидалось; четыре батальона армии приведены в состояние боевой непригодности в результате действий Вьетконга в I и II корпусных зонах [19]. Таким образом, соотношение сил между войсками Вьетнама и Вьетконга, на основании которого мы оценивали обстановку ранее, меняется в худшую сторону. Поэтому я прошу как можно скорее направить в Южный Вьетнам дополнительный контингент войск, доведя их численность до 44 батальонов, что будет составлять 200 тысяч человек».
В ответ на эту просьбу Уэстморленд получил из Вашингтона указание, полностью развязывающее ему руки на использование американских вооруженных сил. «Правительство Соединенных Штатов, — говорилось в секретной телеграмме, подписанной министром обороны, — приняло решение усилить всеми мерами программу умиротворения Южного Вьетнама, включая принятие любых возможных шагов по обнаружению и уничтожению мест концентрации войск и штабов Вьетконга на территории Южного Вьетнама всеми возможными средствами, доступными правительствам Вьетнама и Соединенных Штатов. Вам разрешается использовать войска Соединенных Штатов для укрепления позиций вооруженных сил правительства Вьетнама, когда и как вы сочтете нужным».
Директор Центрального разведывательного управления Рейборн, сменивший на этом посту Маккоуна, писал Уэстморленду, что он дал указание своим представителям действовать в полном согласии с ним, обратив особое внимание на более активное развертывание психологической войны, по вопросам которой генерал Уэстйорленд имеет свои, представляющие интерес, соображения.