— Шеф не всегда обязан информировать подчиненных о своих намерениях, сэр. А подчиненные воспитаны не задавать лишних вопросов. Они продолжают катить в гору тяжелый камень, с которым не справился тот знаменитый греческий парень в каком-то там году до рождества Христова.
Уэстморленд хохотнул:
— Не слишком ли преувеличиваешь напряжение своих коллег, Джим? По сравнению, как ты говоришь, с тем греческим парнем, у вас и камень полегче, и гора пониже.
— Что вы, сэр, дай тому парню нашу работу, он бы давно сбежал отсюда.
— А что, если я предложу вам, полковник Мэрфи, — с улыбкой, но почти официально проговорил Уэстморленд, — занять место шефа?
— Господин командующий, простите, но я не слышал, что вы сказали. Кажется, что-то о подготовке аналитического обзора событий в этой стране за последние три месяца сухого сезона?
— Да, Джим, вы правильно поняли, — произнес Уэстморленд, поняв, что полковник хорошо усвоил принципы работы в Лэнгли, и его ответ мог означать: «Если вам, генерал, эта идея пришла в голову, идея, которая мне тоже нравится, действуйте так, чтобы никто не подозревал, что я что-то о ней знаю».
— Хорошо, полковник. Надеюсь, анализ будет сделан не слишком поздно.
— Что вы имеете в виду, сэр, говоря «не слишком поздно»?
— Только сроки, полковник. Ничего сверх этого, Джим. Желаю успеха.
В ответ на телеграмму госдепартамента Уэстморленд сочинил свое послание, которое на долгое время стало предметом веселых шуток у острых на язык чиновников в Пентагоне и госдепе.
«Некоторые утверждают, что. Соединенные Штаты проиграют войну, если они будут продолжать бомбардировки южновьетнамских деревень, так как, добиваясь лишь частичных военных успехов, они якобы восстанавливают против себя народ. Два свидетельства могут быть брошены в лицо этим нытикам. Свидетельство первое. Результаты специальных исследований психологической реакции в деревнях показали, что бомбежки не создают массовых антиамериканских настроений. Свидетельство второе. Возглавляемая генерал-майором Эдвардом Лэнсдейлом специальная миссия, направлявшаяся в деревни для привлечения на нашу сторону сельского населения, не сообщила ни об одной жалобе ла американские бомбардировки.
Мы рассматриваем это как хорошую, чрезвычайно важную новость, потому что в ближайшее время предполагается из чисто военных соображений резко увеличить, отнюдь не уменьшить, число бомбардировок».
Генерал Уэстморленд был взбешен, когда ему переслали из Вашингтона отрывок из интервью лауреата Нобелевской премии профессора Оксфордского университета Хоузинга. Отвечая на вопрос, что он думает о новых методах войны во Вьетнаме, профессор ответил: «Мне кажется, что американцы объявили тотальную войну каждому мужчине, женщине, ребенку, животным и птицам, всему, что растет и живет. Война во Вьетнаме, которой командуют Джонсон и Уэстморленд, представляет собой экологическое бедствие, последствия которого будут сказываться и после того, как США выведут свои войска и прекратят бомбардировки».
На узком совещании офицеров штаба Уэстморленд дал волю своим чувствам.
— Эти интеллектуалы и гуманисты, — с саркастическими нотами в голосе возмущался генерал, — не просто осуждают методы войны. Они предсказывают, что мы выведем отсюда свои войска, а значит, связывают это с неизбежностью нашего поражения. Нет, господа, мы пришли сюда затем, чтобы отстоять и защитить идеалы нашего мира, покончить раз и навсегда с коммунизмом в этой стране. Мы знаем, что оказались не в самом лучшем месте на земле. Нас окружают враждебные силы, радующиеся каждому нашему неуспеху. Поэтому на ближайшее будущее мы должны помнить, что только жестокостью и беспощадностью мы будем отвечать тем, кто поднимет руку на Америку. Бомбардировки райо-
нов, контролируемых Вьетконгом, будут принимать все более тотальный характер. И я дал указание нашим военно-воздушным силам ориентироваться при их проведении вполне логичным в этих обстоятельствах соображением: если человек бежит от бомбы, он виновен. Кто прячется во время обстрела, тот принадлежит к Вьет-конгу или сочувствует ему. Если мы пришли сюда, чтобы победить, мы должны забыть слово жалость.
Генерал погладил свои коротко стриженные, с густой проседью волосы, будто смахивая неизвестно откуда попавший на голову мусор, и сел в просторное, с жестким сиденьем вращающееся кресло. Он поворошил стопку бумаг на правой стороне стола и, вынув из середины несколько листков, скрепленных красивым, резным из черного дерева зажимом, бегло просмотрел их и, забыв или вытолкнув из памяти только что сказанные слова, перешел к другой, очень волнующей его в последнее время теме.
— План наступательной операции в последние месяцы сухого сезона нынешнего года, разработанный штабом, по-моему, вполне соответствует нашим целям и возможностям. Подполковник Хамнер, познакомьте, пожалуйста, нас с окончательным вариантом операции.
Подполковник Хамнер, офицер оперативного отдела, подошел к большой карте, висящей в простенке между двумя широкими окнами кабинета Уэстморленда, в котором собирались совещания узкого круга офицеров, взял электрифицированную указку, раздвигающуюся от нажатия кнопки, и стал, не глядя ни в какие записи, докладывать, как складывается обстановка. От 17-й параллели он прошелся вдоль побережья, представляющего наиболее спокойный район, поскольку узкая прибрежная долина, лишенная естественных укрытий, пока не представляла опасности.
— Коммунисты, — ровным голосом докладывал Хамнер, — ведут в этих районах подрывную работу, проводят диверсии, убивают, как они говорят, предателей, но предпринять что-то серьезное им не под силу. Другое дело в районах западной части страны и в дельте Меконга. Нападения на наши базы в конце прошлого и начале нынешнего года показали, что противник, получая большую помощь оружием, способен на проведение акций, не имеющих большого значения для стратегии войны, но влияющих на тактическое ее развитие.
План боевых действий, — продолжал подполков-
ник, — предусматривающий их ведение непосредственно американскими войсками, который мы ассоциируем с прибытием во Вьетнам генерала Уэстморленда, должен привести к решающей перемене в обстановке на вьетнамском театре войны. Массированное применение авиации и вертолетов сил поддержки, включающих в себя более 800 боевых машин, находящихся под командованием генерала Стилуэлла, позволили за предшествующие месяцы нанести колоссальный урон силам Вьетконга, ослабить их, полагаю, до такой степени, что они вряд ли оправятся в скором времени. Однако сообщения агентов, которые подтверждаются данными воздушной разведки, говорят о том, что на отдельных участках скапливаются значительные силы противника, способные представить тактическую опасность нашим гарнизонам. В первую очередь это относится к районам, которые пересекает дорога номер тринадцать. Мы полагаем, что сейчас здесь собраны основные силы так называемого Национального фронта освобождения. По ним и должен быть нанесен наш основной удар, чтобы закрепить успех, достигнутый в ходе воздушной войны. Силы, которые будут участвовать в наступлении на этом, как и на других участках, уже определены, соответствующие приказы будут переданы в подразделения, представители штаба будут командированы в районы наступления для координации действий и оказания оперативной помощи.
Подполковник вопросительно посмотрел на командующего, и тот, разрешив ему садиться, спросил, нет ли у кого вопросов.
— Дорога мне не очень нравится, — как бы между прочим проговорил один из офицеров.
— Чем же она вам не нравится? — спросил Уэстморленд.
— Своим номером, сэр. Как бы не принесла она нам неприятностей.
— Но она и для противника носит тот же номер, — сказал подполковник Хамнер.
— Конечно, — с улыбкой вставил полковник Мэрфи, — номер-то тот же самый, только люди Вьетконга, как истинные коммунисты, не верят в приметы. Поэтому чертова дюжина имеет лишь для нас значение. Но это — шутка. А если говорить всерьез, то надо позаботиться, чтобы день, определенный для наступления, не стал известен нашему противнику заранее.
— Совершенно правильно, — поддержал его Уэстморленд, — службы штаба должны обеспечить строгую секретность, чтобы нам не прийти к пустому месту с еще не остывшими кострами: был Вьетконг — и нет его.