Максимка отвечал охотно. Чувствовалось, что он скучает по родным, по своей, пусть и полуголодной, жизни. Но когда Вован наполовину в шутку, наполовину всерьез предложил на обратном пути оставить его на родине, Максимка посмотрел на него так укоризненно, что Вован даже устыдился. Но для себя он уяснил, что Максимкин народ, хоть и довольно многочислен, но далеко не могуществен, что занимают они небольшую территорию в нижнем течении рек Бенго и Кванза, что соседи их тоже мирные люди, но, по слухам, в горах, в верхнем течении реки Кванза живут племена воинственных людоедов, которые потихоньку теснят соседей. Собственно, поэтому дальновидный вождь в союзе с колдуном и пошел на контакт с белыми людьми, надеясь получить от них оружие и защиту.
— Ведь белые люди такие могущественные, — польстил напоследок Максимка.
Вован покачал головой.
— Война в джунглях — особая война. И здесь мы вам не помощники. А оружие… Что ж, оружие мы вам подкинуть сможем. Только что с вас взять?
Вован до того увлекся общением со своим юнгой, что осознал, что он все-таки капитан и командор уже после Сиракуз, когда его помощник обратил его внимание на поведение встречных кораблей. Выходило так, что едва завидев высокие мачты Вовановых шхун, наутек бросались не только пузатые купеческие суда, но и боевые многовесельные галеры. И если военные корабли, пользуясь скоростью хода, все-таки успевали отбежать достаточно далеко от курса шхун, то тихоходные торговцы, застигнутые врасплох, замирали на месте и даже паруса спускали. Такая покорность судьбе настораживала, и Вован решил отловить какого-нибудь купца и допросить его с пристрастием. Такой случай подвернулся незадолго перед Критом.
Купец был встречным. Вован хорошо рассмотрел его в бинокль и заранее велел концевым лечь в дрейф и не светиться, полагая, что все дело в количестве. Купец шел на запад при южном ветре, грамотно выставив парус, и Вована, идущего как раз со стороны солнца, не видел. И увидел, когда до него оставалось не более двух миль. Вован прекрасно наблюдал в бинокль, как на купце поднялась суматоха и после того, как на палубе воцарился относительный порядок, судно резко повернуло на север и принялось удирать по ветру во все лопатки. А для пущего увеличения скорости с каждого борта было задействовано по четыре весла.
Но как бы они ни старались, триеры из них все равно не получилось и «Стрелецкая бухта» настигла их играючи, даже не включая машину. Надо отдать ему должное, купец держался до последнего и прекратил сопротивление только тогда, когда над его кормой навис длиннющий бушприт шхуны.
Купец, вначале перепуганный до икоты, когда уяснил, что его не станут немедленно убивать и грабить, стал жутко словоохотливым, а под занавес даже предложил Вовану плату за охрану. В общем, Вован выяснил, что мрачная слава трех его кораблей разнеслась по всему Средиземноморью после того, как он обратил в бегство карфагенские галеры. Не привыкшие кому-либо уступать, а на этот раз обделавшиеся в прямом смысле карфагеняне, чтобы скрыть свой позор, придумали сказку о трех кораблях-призраках, владеющих огнем и громом, способными убивать на расстоянии быстро и качественно, подобно молниям Громовержца. И якобы эти корабли топят в море всех, кого встретят, предварительно подвергая команду нечеловеческим пыткам. За те два месяца, что Вован ходил в южную Африку, история облетела все Средиземноморье, и никто теперь не хотел испытать на себе последствия от встречи с кораблями-призраками.
Вован отпустил счастливого купца, посмеялся, а потом смекнул, какой подарок ему подкинули карфагеняне. Осталось выяснить общаются ли греческие моряки с карфагенскими. Однако выяснения не получилось. Эгейское море было пустынным, а у Вована не было времени искать собеседников.
Зато на Понте Эвксинском царила полная благодать. Видно, сюда история о кораблях-призраках не дошла, и от Вована никто не шарахался, а встречные суда его только приветствовали. Вован приободрился и помчался к Херсонесу с попутным штормом, когда все остальные попрятались по бухтам. Прибой бесновался на всем протяжении берега, и шхунам пришлось заходить в родную бухту под машинами, рискуя перевернуться при повороте, когда они на целых полминуты подставляли борт ветру и волнам. Зато в бухте по контрасту было тихо.