— Это изобретение очень остроумно и весьма хорошо рекомендует этих иностранцев.
Германтин хотел обратиться с речью к этой почтенной нации, но не знал, на каком языке это сделать. Он заговорил наудачу по-патагонски, но тотчас же заметил, что это не был туземный язык, хотя его и поняли. Отвечали ему, правда, на этом языке, но между собой жители говорили на другом. Вот речь на патагонском языке, которую произнес Германтин, когда он был окружен местными жителями, с одной стороны мужчинами, а с другой — женщинами, одетыми довольно странно, поскольку их головные уборы напоминали нашу обувь, а обувь имела у мужчин вид шляпы, у женщин — вид чепчика{35}.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
— О вы, встречающие нас славные жители прекраснейшей страны мира, крупнейшие и умнейшие из людей! Я и мои братья прибыли к вам из очень отдаленной страны, чтобы воспользоваться вашей поучительной беседой и высокой просвещенностью. По всей Патагонии раздаются хвалы вам, и хотя сами мы не патагонцы, как вы видите по нашему росту, мы, однако, связаны по материнской линии с этой почтенной нацией. Вы должны знать, что Патагония, откуда мы сейчас прибыли, расположена по соседству с островом, который назывался некогда Ночным островом, а ныне называется островом Кристины, по имени нашей бабки. Этот остров расположен на 180 градусов долготы от вашей страны, что составляет примерно 4500 льё, и под 00 градусом широты. Но страна, из которой мы происходим, находится неизмеримо дальше, в другом полушарии, и для того, чтобы достичь ее, нужно пересечь экватор. Это и сделал наш дед изобретательный Викторин, чтобы достигнуть южного полушария, где он создал государство французов, т. е. самой цивилизованной нации Европы, Азии, Африки и Америки. Его глубокой мудрости мы обязаны всем. Он первый изобрел искусственные крылья, которые были усовершенствованы его детьми и при помощи которых мы теперь летаем. Он вел себя в своем государстве как мудрый и справедливый правитель. Он не угнетал туземцев разных островов, в том числе и нашего острова, хотя они представляют расы низшие по сравнению с нами и, следовательно, бесконечно ниже вас, славные мегапатагонцы. Он не только не угнетал их, но даже установил выгодные для них законы, способные улучшить их судьбу. Он просветил их, насколько они были способны к этому, и заботился о них сам дли через посредство членов своей семья, как настоящий отец. Что касается нас, славные мегапатагонцы, то мы явились сюда по его приказу для того, чтобы воспользоваться вашим примером, вашими мудрыми установлениями и постараться использовать ваши ценные советы.
„Германтин, обращающийся с речью к мегапатагонцам“. С грав. неизв. художника.
Им ответил один почтенный старец:
— Мы с удовольствием видим вас, летающие путники. Поскольку нам не приходится краснеть ни за наши манеры, ни за моды, ни за труды, ни за развлечения, ни за обычаи, ни, следовательно, за наши права, мы можем только радоваться прибытию иностранцев. В этой стране всех встречают с радостью, но более всего мы рады людям, отличающимся какими-нибудь особыми достоинствами. Мы предоставим вам возможность проявить пред нами ваши достоинства. После этого мы ознакомим вас с нашим искусством, нашей наукой, нашими обычаями и всем, что вы захотите узнать. Но предварительно мы должны узнать вас поближе. Для этого вы должны нам рассказать, каковы ваши убеждения и ваши законы. Вы должны ознакомить нас с обычаями вашей нации, с вашими познаниями, не только устно, но и по тем книгам, которые вы привезли с собой, словом, дать нам полное представление о вашей стране.
Старик произнес эту речь на прекрасном патагонском языке, несравненно более изящном и мягком, чем язык самих патагонцев, и, благодаря своей естественности, более понятном: даже для Германтина и его спутников. Затем один мегапатагонец средних лет, казавшийся сыном старика, сказал ему что-то на том особом языке, о котором я уже упоминал. Я запишу прямо его слова, убежденный, что их легко поймут, потому что сам я их понял без перевода.
— Мне кажется, что эти иностранцы очень разумны, — об этом говорят их глаза. Повидимому, у них развиты ремесла и искусства, если судить по их одежде, по крыльям, которые дают им возможность летать, и по драгоценностям, которыми они украшены. Мне хотелось бы, отец мой, чтобы мне поручили обучить их нашим обычаям и сопровождать их, стараясь проникнуть в их намерения, чтобы узнать, не знакомы ли им те опасные искусства, которые производят столько зла у народов северного полушария и слухи о которых дошли и до нас. Нужно выяснить, нет ли у них дурных обычаев и не порочны ли они настолько же, насколько просвещены. Я замечаю, что их черты прямо противоположны нашим. Может быть, они — наши физические и моральные антиподы. Не опасно ли предоставлять им полную свободу для встреч и бесед с нашей молодежью? Осмеливаюсь поэтому обратить ваше внимание на это обстоятельство.