На следующее утро простуда дала себя знать. Я был как в тумане, нос оставался всю ночь заложенным и казался комком свинца. Майк и Чарлз мучились головной болью, а Эд — расстройством желудка после употребления пеммикана. Бедный Эд! В следующие два дня, несмотря на тяжелую работу при восхождении, он почти ничего не ел; он жил, казалось, на одном лимонном порошке с большим количеством сахара.
Такая нетвердая на ногах группа с нетерпением ожидала возвращения четырех шерпов. Было уже 10 часов 15 минут, когда мы начали спуск по ужасающему глинистому склону, ведущему к двум озеркам, приютившимся среди каменных глыб морены. Здесь мы с великим сожалением оставили под скалой наши консервы и повернули направо, вверх по каменистому ущелью. Нашей целью была площадка для бивака, расположенная в спускающейся с ледника ложбине. По этому леднику можно было подняться на снежный перевал между Канг-Чо и его соседом справа. Мы нашли подходящую площадку чуть ниже языка ледника и разбили бивак на скалах, рядом с которыми протекал ручей.
Утро 4 апреля было хорошим, хотя падал легкий снежок; ночь я проспал неплохо. Мы попрощались с Нимми и Анг Дава (уходящими, чтобы собрать кислородные аппараты) и двинулись в путь в 7.30. Благословенные Гималаи! Здесь не надо вставать в 2 часа ночи, как в Альпах. Не успели мы ступить на ледник, как Чарлз сломал кошку. С ума можно сойти! Теперь ему, так же как и мне и Гомпу, пришлось идти весь день на полуторах кошках.
Перевал мы достигли в 8.20. Все мысли о пике, возвышающемся справа, исчезли, однако гребень Канг-чо, видимый теперь вплотную, выглядел приемлемым: лед крутой взлет на предвершинное плечо и оттуда пологий гребень, ведущий к самой вершине, лишь грибообразный ледовый жандарм на пути мог причинить неприятности.
Эд, Да Намгиал, Анг Дава и я шли в первой связке. Эд рубил ступени на крутом, идущем от перевала склоне. Мы шли в кошках, и я подумал, что расстояние между ступенями слишком велико.
О шерпах Эд проявлял большую заботу. После участка скального лазанья сменили ведущего, на что Эд великодушно согласился. Вскоре нам пришлось идти вплотную к гребню в любопытном ледовом образовании ячеистой формы. Порой такая структура нам здорово помогала; в некоторых особо крутых местах, вместо того, чтобы рубить ступени, я мог просто поставить ногу в ячейку, а вместо зацепки — хвататься за выступающую часть. Подъём был крутым. С обеих сторон склоны весьма эффектно обрывались в бездну, и шерпам было не по себе, однако сам гребень, казалось мне, был уютным и безопасным.
К полудню мы добрались до плеча; Шепелай и Анг Дава I решили тут остаться. Последний рассказал нам позже, что в 1952 году он попал в аварию и это лишило его уверенности. Майк, Чарлз и Гомпу вышли вперед, однако перед ледовым жандармом они остановились. Жандарм можно было явно обойти слева по большой ячеистой ледяной плите. Они атаковали её, но, пожалуй, слишком высоко. Эд, усмотрев путь несколько ниже, стал с невероятной скоростью траверсировать. Однако и этот путь оказался сложным. А я внезапно открыл ещё один путь между двумя предшествующими — по диагональной полке с ячеистой структурой, по которой, слегка помогая ледорубом, можно было пройти. Это оказалось правильным решением. Вскоре я стоял на гребне по ту сторону жандарма; между мной и вершиной, расположенной метров на сто выше, не было препятствий, за исключением возможных трещин. Трещина действительно оказалась, и Эд её блестяще преодолел по весьма хрупкому на вид мостику. Я вспоминаю, что к этому времени мы все пыхтели как паровозы. По-видимому, мы не были ещё полностью акклиматизированы. Мне все время казалось, что я иду слишком медленно; в действительности я чувствовал себя неплохо. Бывают моменты, когда каждый страстно стремится обскакать своих товарищей.
В 1 час дня мы были на снежной вершине, высоту которой оценили в 6190 м. Отсюда открывался изумительный вид на ледник Гуанара. Мы проглотили мятные кексы, а некоторые, особо отважные, попробовали и «фрубикс». Однако в основном все хотели пить; вода с лимоном и сахаром была куда лучше всякого вина. Оба шерпа — Да Намгиал и Гомпу, семнадцатилетний ординарец Майка, «толстый парень» экспедиции,— проявили себя при восхождении великолепно.