«Цех превращен в ночлежку… Рабочий М. живет в цехе с лета 1942 г. Он неоднократно обращался к руководителям цеха за помощью, но бесполезно. Живет в цехе и Р., т. к. обуви нет, а одежда в таком состоянии, что нельзя показаться на улице».
На строительстве станции «Подземгаз» в Копейске зимой 1942 г. более 300 человек были раздеты и разуты, ходили босиком по снегу[239]. По условиям промышленного производства многим категориям рабочих: полагалась так называемая спецодежда и спецобувь, имевшая защитное предназначение. В годы войны разница между специальной и обычной одеждой заключалась лишь в том, что первая, не будучи личной собственностью рабочих, использовалась и хранилась на предприятии. Ее не хватало так же, как обычной. В октябре 1941 г. власти Карабаша обратились в НКЦМ с просьбой выделить 250 пар спецобуви, поскольку из-за ее недостатка подземные рабочие шахт простаивают по несколько часов в ожидании предыдущей смены, т. к. обувь переобувается буквально с ног на ноги[240].
Полуголодное существование вела колхозная деревня. В годы войны выросло число колхозов с низкой оплатой трудодня[241]. (См. табл. 1).
Распределение натуральных и денежных доходов на 1 трудодень в колхозах Челябинской области в 1941—1945 гг. выглядело так: (См. табл. 2).
Решающее значение в жизни колхозников имело личное подсобное хозяйство. Но и оно не всегда спасало. В докладной в Полтавский райком ВКП(б) сообщалось, что жена красноармейца Ш., работая в колхозе, получала 400 г хлеба только на себя, а ее трое детей и 70-летняя мать опухли от голода. Председатель колхоза помощи не оказал. Секретарь Кусинского райкома писал в Челябинский обком ВКП(б) о том, что в 4 колхозах Петрушинского сельсовета, имеющих задолженность по госпоставкам, хлеба нет. 618 человек из семей фронтовиков голодают, есть случаи опухания детей. РК просил взять их на государственное обеспечение хлебом, хотя бы по 300 г на человека[242]. В сельских районах Урала в период войны получила широкое распространение болезнь голодных людей — септическая ангина. Она вызывалась употреблением в пищу собранного из-под снега или перезимовавшего в поле зерна и муки из него. Заболевший, не получив срочного лечения, умирал.
Серьезные провалы имелись в продовольственном обеспечении детских учреждений: детдомов, детсадов, детяслей. По нормам, установленным в 1943 г., детдомам и интернатам в сельской местности полагалось на 1 ребенка в месяц крупы и макаронных изделий 1500 г, сахара и кондитерских изделий — 500 г, жиров — 500 г, мяса — рыбы — 1500 г, чая — 25 г, картофеля и овощей (сезонные нормы) — 7500 г., хозяйственного мыла — 400 г, керосина на каждые 15 коек — 4 л зимой и 2 л летом[243]. Из этих норм видно, что к привилегированному сословию даже в условиях войны относились совсем не дети. И даже эти минимальные нормы в реальности не выдерживались. Вот как выглядело обеспечение продуктами по фондам яслей № 20 г. Челябинска за 7 месяцев 1943 г.: мяса получили 17 % от выделенного фонда, сахара — 60 %, крупы — 86 %, молока — 30 %. Вместо полноценных продуктов в детские учреждения поступали заменители: солодовое молока, субпродукты, селедка, мука с примесями и т. п. Имелись случаи разбазаривания и хищения детских фондов. Для наглядного сравнения приведем нормы расхода продуктов в столовой № 21 (столовая партхозактива Челябинска, контингент 110 человек) на 1 прикрепленного в день: мясо — рыба — 400 г, жиры — 100 г, сахар — 100 г, сыр — 50 г, молоко — 1 л, молочные продукты — 50 г, сметана — 30 г, яйцо — 1 шт., крупа — 200 г, мука — 200 г[244]. Вопросы снабжения руководящих кадров регулярно обсуждались на заседаниях бюро партийных комитетов. Челябинский обком, например, за 1941—1944 гг. рассматривал их 10 раз.
Общественное сознание отчетливо фиксировало разницу в уровне жизни рядовых тружеников и тех слоев, которые имели отношение к распределению потребительских благ (управленцев, работников общепита, торговли, карточных бюро). На лекциях и собраниях звучали вопросы: «Почему война не отражается на всех с одинаковой тяжестью?», «Почему не ведется борьба с самоснабжением?». В письмах жителей Карабаша родственникам-фронтовикам обнаруживаем такие оценки: «Начальство снабжает только себя… мы пухнем от недоедания, а они от пьянства», «работаем по-стахановски, а начальники нас жмут беспощадно, сами одеваются и обуваются и барахло некуда девать, а мы ходим босиком и голые», «ведь 5 сыновей на фронте и сидим без дров, замерзаем, а начальстве себе машинами дрова возит»[245].
241
Составлено по: Корнилов Г. Е. Уральская деревня в период Великой Отечественной войны. Свердловск, 1990, с. 162—163.