— Я потерял голову вот уже несколько месяцев. Отныне я не представляю своей жизни без Вас…
Почему его слова заставляют моё сердце биться чаще? Почему мне так хорошо, когда я закрываю глаза и возвращаюсь к тому моменту? Неужели он действительно любит меня?
Маленькая птичка наконец вырвалась на свободу, но она не знает, куда ей лететь…
***
Мы столпились около платформы. Шеил не переставала меня обнимать, хотя сама еле держалась на ногах после вчерашнего.
— Бетти, ты уверена? Может, всё же поедешь ко мне? — она говорила обеспокоенно, пока рядом крутился Финниган, проверяя, взяла ли наша компания все чемоданы.
— Да. Я хочу вернуться к себе домой, понимаешь… Наконец смогу это сделать… — ответила я, немного приподняв уголки своих губ.
Спустя восемь лет я вновь увижу то место, где жила с мамой. Мне даже не верилось в это… Казалось, что это просто сон, и сейчас я разлеплю веки и окажусь на коленях у Эллинор.
— Ладно, тогда — до восьмого курса! — Герман протянул мне руку, а я волнительно пожала её.
— Ничего не ладно! В августе жду тебя у себя, и никаких отговорок! — она снова стиснула меня в своих объятиях, я ответила ей тем же.
— Хорошо, Мэг… — она вздыхает и переводит взгляд на Драко, который аккуратно поцеловал меня в щеку и робко обнял.
Поднимаюсь по ступенькам, держа в руке мамин чемодан. Оборачиваюсь и вновь улыбаюсь. В моём купе было окно, а потому я не переставала махать ладонью в знак прощанья своим друзьям. Глаза Шеил стали красными, я видела, как она плакала, закусывая губу и смотря прямо мне в глаза. Она переживала.
Я отвернулась от них. Коленки дрожали, а нутро холодело. Мне было страшно. Страшно появиться на пороге моего дома и не ощутить былого родного тепла, а почувствовать лишь холод давно ушедших воспоминаний.
***
Фабрика. Ткацкий завод. Шум его давно уж не тревожит жителей этой улицы, которых и так осталось почтительно мало. Но я помню постоянный лязг метала и стук от ночи к ночи. Копоть. Дым, который прежде заставлял мою мать так часто кашлять, ныне не отравлял мои лёгкие — его просто не было.
Лужи, лужи, по которым я так любила прыгать в детстве. Маленькие домишки выстроены практически в один ряд, окно к окну. Некоторые несущие стены были даже общими. Мой был предпоследним в этом ряде. Заколоченный досками, с отметинами подростков — гадскими надписями, от которых у меня поднялась волна жгучего отвращения. Выбитые окна, старая, провалившаяся черепица.
Погода была отвратительной. В этом месте всё казалось нестерпимо отвратительным. Холод пробирал до костей.
Верчу головой в разные стороны. Нет прохожих. Делаю взмах палочкой, и дверь отпирается, а все доски отлетают на приличное расстояние. Выбитые стёкла ныне сияют так, будто в них никогда не кидали камни с надписями «шлюха». Мерзкое слово — шлюха. Гладкое и на вкус, и на слух…
Черепица теперь восстановилась, но дом не переставал вызывать чувство какого-то внутреннего горя. Восемь лет назад он мне казался более светлым…
Благодаря магии внутреннее убранство теперь можно было эксплуатировать. Две комнаты. Одна — Эллинор, другая — моя. Всё в серых тонах. Стены, потолок и даже мебель. Тёмный пол, огромное количество пыли, разбитые статуэтки. Подхожу к камину и лёгким движением палочки заставляю полена воспламениться.
Эти маленькие комнатки казались мне намного шире. Белые шторы также становятся белоснежными по велению магии. Открываю все окна, чтобы впустить свежий воздух в эти душные помещения.
Зажигаю огонь на этой старой плите и ставлю чайник, на отмывку которого ушло полчаса. Посуда теперь была такой чистой, что глаз невольно радовался. Кофе, и другие продукты я купила в магазинчике на соседнем квартале.
Постукиваю ложкой о стенки кружки и воздухом из лёгких немного остужаю горячую жидкость. Хоть немного, но дом я привела в порядок. На этой неделе, думаю, закончу с уборкой.
Выхожу на старую веранду. Тихо выдыхаю, немного отпивая бодрящего напитка. Улица так темна, а тучи, сгушающиеся всё сильнее, делают её ещё мрачней. Невольно поворачиваю голову в бок и натыкаюсь на взляд чёрных глаз.
Кружка с недопитым кофе летит вниз, и мелкие частички фарфора разлетаются в разные стороны, напиток растекается по поверхности деревянного пола.
— Бетти… — одними губами шепчет профессор Снейп, стоя на крыльце своего дома.
========== Глава 10. Так должно быть ==========
***
Я не помнила лица этого человека. Лишь знала, что он жил рядом.
В тот день дождь лил, как из ведра. Грязь неприятными комками облепливала ноги в резиновых сапогах, отчего ступать по асфальту было практически невозможно — словно увязла в болоте. Эллинор сказала, что вчера он похоронил родителей, и отправила меня с просьбой отнести юноше корзинку с фруктами в знак поддержки.
Натягиваю взмокший плащ сильнее на плечи — он был мне слишком велик, одним из тех, что мама уже не носила. С кончиков зонтика капала вода. Будто я прошла несколько кварталов, а не метров — настолько сильно промокла. Но, несмотря на это, вовсе не ощущала холода. Я очень любила дождь.
Громко стучу маленькими мокрыми костяшками по тёмной двери. Поправляю яблоки из нашего сада, симметрично расставляя их в корзине. Капли воды барабанят по крыше крыльца, кажется, и вовсе заглушая мой стук. Но, впрочем, через минуту дверь резко открылась.
— Это Вам! — голосок мой, должно быть, тогда был очень мил. Я не помню…
Так странно, что человеческая память забывает то, что мы отчаянно желаем помнить. Мамину улыбку, свой собственный детский голос, имя первой и любимой собаки — друга и собеседника по ночам, когда и спать вовсе не хотелось, смутные очертания силуэта отца…
Я вкладывала в свой порыв как можно больше тепла и обнимала того человека за ноги — он был слишком высок. Наверное, со стороны это выглядело очень заботливо и нежно.
Мне было всего шесть лет. Но даже тогда я понимала, что значит потерять того, кого любила. У нас был чёрный пудель с красивыми глазами-бусинками. Как сейчас помню это приятное ощущение, когда я гладила его по спине, а мой друг весело гавкал, облизывая мои щёки, которые, наверное, казались ему очень вкусными.
Он не был молодым и вскоре умер. Я очень долго плакала, а мама меня утешала и говорила, что сейчас он в лучшем месте. Тогда я не понимала, где он, и что это за место, но думала о том, что, раз Эллинор говорила так, значит, ему действительно там хорошо. А лишится матери или отца, если ты знал их, было в сотни раз больнее…
— Всё будет хорошо! Слышите, они сейчас очень-очень счастливы! — громко говорила я, сильнее вжимаясь в ткань брюк, думая о том пуделе и словах Эллинор, — Не огорчайте их!
Осторожно ставлю корзинку на пол и, переступая с одной ступеньки на другую, опять раскрываю зонтик и иду в направлении к дому. Оборачиваюсь. Он ничего не сказал, но только провожал меня таким знакомым, родным взглядом. А я лишь улыбалась ему в ответ, смотря, как его бледные руки потянулись к дару от моей матери.
— Они очень-очень вкусные! — кричу изо всех сил напоследок перед тем, как закрыть дверь в свой дом и побежать в объятия матери…
***
Вынырнуть из омута воспоминаний мне помог неприятный звон. Мальчишка, проезжая на ярко-красном велосипеде, который заметно выделялся на фоне всей этой серости, по улице и бросая свежую газету прямо на порог жилых домов. Маленький почтальон недоуменно переводил взгляд с меня на профессора Снейпа.
Трясу головой и отворачиваюсь от мужчины. Это был он. Много лет назад. Сердце не перестаёт тревожно биться и бешено качать кровь. Голова всё так же сильно кружится, а руки прижимаются к груди, тесно переплетаясь пальцами.
Сажусь на корточки и начинаю подбирать осколки. Через секунды две прилетает маггловской источник новостей, а мальчишка на велосипеде задорно улыбается, мои уголки губ лишь немного приподнимаются вверх.