На пороге Эдвард остановился.
— Ты думаешь, он сам не справится?
Мягко усмехнувшись, Рэйчел поправила его голубой галстук. Дядя принарядился к обеду и выглядел даже немного щеголевато.
— Майор Прескотт, несомненно, способен сражаться, дядюшка, но не приведут ли все эти военные действия к настоящему пожару в нашем доме?
— Нет, я уверен, что Леа окажет ему поддержку и передаст все необходимые знания для того, чтобы Тревор мог управлять «Ривервинд».
Рэйчел в этот момент направилась к дверям и в сомнении пробормотала:
— Если только Леа для начала не зажарит его живьем.
— Ты что-то сказала, дорогая?
Поглядев на дядю через плечо, она вежливо отозвалась:
— Я говорю — нам пора идти к столу.
— Кто там еще, черт побери?
Рэйчел остановилась уже на самом пороге и внимательно прислушалась. Со двора донесся топот конских копыт.
— Это Джесс, — сказала она. Эдвард тихо выругался:
— Если бы этот сопляк хоть десятую часть того времени, которое он сшивается здесь, проводил в заботах об отцовском хозяйстве, то Джеймсу Батлеру не пришлось бы занимать денег под следующий урожай.
Рэйчел тронула дядю за плечо.
— Ты же знаешь, Джесс буквально очарован майором Прескоттом: ведь он бывал на Западе.
— Как бы не так! Он собирается налопаться до отвала за обедом, а потом, на десерт, усладиться твоей сестрой!
— Не надо так волноваться, — успокаивала его Рэйчел. — Я скажу Нелли, чтобы попридержала сладкое, пока Джесс не уедет.
Голубые глаза дяди вдруг вспыхнули тем же пламенем, что и глаза Леа. Рэйчел понимала, что Батлер безобиден, но убедить в этом разгневанного Эдварда было невозможно.
Внутри у нее все сжалось от дурных предчувствий. Да, обед обещал быть довольно грозным, хотя и занимательным событием.
От досады Тревор громко ругнулся. Из-за неверного загиба в неподходящем месте галстук его никак не желал завязываться ровно. К тому же в теле ныла и болела каждая косточка. Даже ванна не выручила — надо было бы подольше полежать в горячей воде.
Он сегодня не завтракал и пропустил ленч, а теперь умирал от голода. Кроме того, ему просто необходимо выйти к обеду — нельзя показать, что день, проведенный в седле, доконал его. Его удручала мысль о том, что полгода неподвижности превратили его мышцы в кисель.
Снова пытаясь завязать непокорный галстук, Тревор нахмурился. Черт побери! Глядя в зеркало, он почувствовал жалость к самому себе: выглядит лет на сто старше самого Моисея, лицо напоминает спелый помидор, глаза выражают страшную муку, фигура от боли в ноге стала нескладной. Какой из него управляющий плантацией?
Довольно! Жалость к себе не приведет к добру. Он и выжил только вопреки ей. Он водил людей в бой. Какие трудности могут испугать его в мирном фермерском труде?
Тревор стиснул зубы. Плантация со всеми ее премудростями — чепуха по сравнению с этой женщиной. И опять же только твердость духа помогла ему пережить нынешний ужасный день, только решительное намерение показать одной настойчивой дамочке, что ему нипочем все придуманные ею испытания.
Все испытания. Кроме разве что ее женских прелестей.
Физические страдания, которые пришлось претерпеть в течение дня, не подавили желания, неизменно переполнявшего Тревора в присутствии Леа. Даже когда он мысленно посылал к чертям ее неимоверную выносливость и непреклонное стремление во что бы то ни стало лишить его последних сил, то ловил себя на том, что глаза сами так и впиваются в прямую, как шомпол, спину, тонкую талию, царственный изгиб шеи и эту заманчивую часть тела, ритмично бьющуюся о седло.
Нечего и думать о Леа Стэнтон. «Ривервинд» была у нее в крови. Тревор сразу понял это. Плантация для нее то же, что воздух для самого Тревора. Она жила ею, дышала ею и готова была пожертвовать чем угодно ради своего любимого детища.
Припомнив один из обрывков невольно подслушанного разговора между Леа и Джессом, Тревор встряхнул волосами. Заставить ее пожертвовать «Ривервинд» казалось невозможным. В то же время владеющая Батлером жажда странствий уведет его далеко от Манати. Но Тревор не удивится, если соблазнительная племянница Стэнтона сумеет убедить юношу пожертвовать своими мечтами ради нее.
Что ж, тем самым разрешатся его собственные проблемы.
Взяв в руки трость, Тревор постарался отделаться от навязчивого образа: Леа в объятиях Джесса. Если у Батлера с головой все в порядке, то он непременно уедет отсюда, причем скоро и далеко. Или по крайней мере даст ей понять, что ни в коем случае не допустит главенства женщины над собой. Тревор довольно усмехнулся, вспомнив, как он выторговал для себя один день свободы, день отдыха — все-таки изучение бухгалтерских бумаг куда лучше, чем борьба с искушением при виде прелестей красотки.
Однако ему предстоит мужественно пережить еще один обед в ее обществе. Тревор молил Бога, чтобы Леа оделась как-нибудь попроще и чтобы его собственная измученная плоть перенесла добавочную дозу соблазна, если все же она явится в чем-либо столь же смелом, как вчерашний желтый шелк.
Спустившись вниз, Тревор услыхал голоса в гостиной и направился туда. Боль в ноге усилилась, она была намного мучительнее, чем все эти месяцы, и обвинять во всем приходилось лишь самого себя — нечего было разыгрывать бравого наездника и так долго находиться в седле под палящими лучами южного солнца. Черт бы побрал эту гордость!
Едва Тревор вошел в комнату и увидел Леа, как понял: его страдания продолжаются. Еще одно желтое шелковое платье! Черная тесьма окаймляла глубокий вырез, обнажающий даже плечи; рукава, также отороченные этой тесьмой, расширялись к запястьям. Сшитый из нескольких деталей корсаж спереди приспущен острым углом ниже талии. По бокам и сзади широким каскадом ниспадала блестящая шелковистая и поддерживаемая целой грудой нижних юбок материя. Тревор подумал, что Леа очень идет желтое, впрочем, так же, как и смелая линия выреза. Внезапно у него пересохло в горле. О! Он с завистью посмотрел на длинную прядь волос, которая дерзко улеглась в ложбинке на груди. Ему приходилось видеть обладательниц и более роскошных форм, но ни одна из них не могла бы сравниться своей статью с Леа Стэнтон.
Темные волосы Леа стянула в тугой узел на затылке. Две чудесные прядки, которые были тщательно завиты в мелкие локоны, спускались по обеим сторонам лица. Она стояла до неприличия близко к Батлеру, однако касалась его плеча так, что никто не усомнился бы в ее скромности. Несмотря на то что Джесс разозлил ее вчера вечером, Леа и теперь не переставала расточать ему свое внимание. Очевидно, его проступок не казался ей серьезным, и она уже простила своего кавалера. Тревор наблюдал за нею, а она в свою очередь не отрываясь глядела на обожателя, и в ее улыбке было столько глубокой нежности и любви!..
Почувствовав раздражение, майор оперся на трость и заставил себя выпрямиться. Он почти жалел Батлера. Джесс был еще таким желторотым, не искушенным в женских хитростях, что совершенно не годился в спутники этой непокорной, неукротимой женщине. В то же время Прескотт понимал, что это не его дело. Он кашлянул, обратив на себя внимание присутствующих.
Рэйчел, сидевшая подле дядюшки на голубой кушетке, грациозно поднялась с места и проплыла через всю комнату, протягивая майору руку:
— Я так рада, что вы решили к нам присоединиться.
По крайней мере хоть кто-то рад его появлению! Тревор посмотрел на Джесса, который склонился к Леа и что-то нашептывал ей на ухо. Прикрыв нижнюю часть лица веером, она негромко смеялась.
Изо всех сил стараясь показать полное безразличие, Прескотт принял пальчики Рэйчел в свою ладонь и искушенным жестом поднес ее руку к своим губам. Ее бледно-голубое платье с изящным белым воротничком дышало скромностью и изысканностью. На самом изгибе плеч материя была присборена в густые мелкие складки, а на груди задрапирована. По талии платье украшали мелкие перламутровые пуговки. Отличаясь элегантностью, Рэйчел была склонна к побрякушкам. Ну кто как не она заслуживает всяческого внимания со стороны сильного пола?