Вдруг ему подумалось: а не возобновить ли ему службу в армии? Кто, в самом деле, способен удержать его? Если только он захочет, то теперь ничто не помешает ему продолжить военную карьеру. Сегодня за это даже не придется платить дорогую цену. Ведь после того как он провел ночь с Рэйчел, Леа все равно ни в коем случае не станет его женой. В этом можно не сомневаться. Да и зачем ей отказываться от «Ривервинд», если она вполне может остаться здесь вместе с Батлером?
Тревор в ярости зарычал и зашагал к поджидавшему его Джорджу Энтони. Если уж он не находит в своем сердце прощения за ту ночь, которую Леа провела с Батлером, то лишь дурак может надеяться, что она простит его шашни с Рэйчел. И как только его жизнь могла превратиться в подобный фарс?
Добравшись до края поля, Тревор увидел, что негр нетерпеливо теребит в руках поводья. Он догадывался о причинах тревоги раба и готов был наброситься на него с обвинениями.
— Кажется, я просил тебя оставаться с Леа, в особенности если она поедет к реке!
Джордж Энтони кивнул и тихо ответил:
— Она велела идти к вам помогать.
Тревор с минуту молчал, потом прищурился и спросил:
— Так что же, она не у реки?
Раб отвел взгляд в сторону.
— Она там, но приехал Маста Джесс.
Прескотт внутренне вскипел, вообразив, как эта парочка бултыхается в воде, но, не желая показать свой гнев, придал голосу возможно более беззаботные нотки:
— Что ж, наверное, нет необходимости сразу в двух телохранителях.
— Так, сэр. — Джордж Энтони сочувственно поглядел на Тревора. — Они ходили на речку так давно, как я только упомню. Лучше не волноваться про это. Маста Джесс не сделает ей плохо.
— Да, не думаю, — согласился Прескотт.
Невероятно — Джорджу Энтони удавалось прочесть любую его мысль.
Резкий ответ Тревора вовсе не огорчил раба, который стоически терпел все перемены в его настроении, никогда не позволяя себе осуждать майора. Возможно, негр догадывался, что гнев майора направлен лишь против самого себя.
Прескотт оглядел грубую домотканую одежду Джорджа Энтони, отметив про себя, что вместо ремня парень носит кусок толстой веревки. Отправив его домой, он переговорил с надсмотрщиком и провел остаток дня вместе с рабами, участвуя в подготовке поля к завтрашней посадке. К тому времени когда он уже собирался домой, ярость его немного утихла. Выбрав кратчайший путь к усадьбе, он наведался к негритянским хижинам. Джордж Энтони стал поистине незаменимым человеком для Тревора, освободив его от львиной доли всяческих тягот и хлопот, и, уж во всяком случае, ровый комплект одежды он заслуживал, поэтому нужно было отдать некоторые распоряжения Мери, местной швее.
Вскоре Тревор пожалел о том, что поехал домой не обычной дорогой. Он услышал взрывы хохота. Смешиваясь с визгом и веселыми криками ребятишек, переливался радостный женский голос. Леа! Тревор никак не ожидал найти ее здесь и в очередной раз проклял свою судьбу. Как ему хотелось преодолеть эти чрезмерные эмоции, переполняющие его каждый раз, когда он к ней приближался! У крайних лачуг рабского квартала Тревор резко затормозил. Опершись рукой на луку седла, он наблюдал за представшим его взору зрелищем.
У Леа на глазах была повязка. Она кружилась среди ребятишек, раскинув руки в разные стороны. Негритята с восторженным визгом носились вокруг нее, радостно хохоча, когда им удавалось увернуться. Сердце Тревора замерло. В эту минуту она была такой беззаботной и веселой, такой радостно-возбужденной. Смех ее напоил его душу, словно свежий ветерок в тропическую жару. Тревор закрыл глаза и представил себе, что она играет с их собственными детьми, которые цепляются за материнскую юбку, смеются и визжат от удовольствия: два мальчика, похожих на него самого, и маленькая девчушка с пламенеющими на солнце волосами и глазенками цвета индиго.
Глупости. Но как знать?..
Если он признает свою ошибку, то, может быть, Леа простит его? Тревор был в отчаянии Он готов забыть ее отношения с Джессом, но, по всей вероятности, она никогда и ни за что не смирится с тем, что он провел ночь с ее родной сестрой, пускай даже по ошибке. Черт, да он и сам не может с этим смириться. Внезапно смех и веселые крики смолкли. Открыв глаза, Тревор увидел, что и Леа, и дети дружно смотрят на него.
Девушка провела ладонью по распущенным волосам, потом по своей неизменной юбке для верховой езды. Концы каштановых прядей, как и низ юбки, были мокрыми, что говорило о ее недавнем купании.
Подумав об этом, Тревор нахмурился. Его терзала ревность, хотя он не раз убеждал себя, что не станет завидовать Батлеру. Но бесполезно. Леа все-таки принадлежала Джессу, черт бы его побрал, а не ему!
— Привет, — наконец проговорил Тревор.
Она коротко кивнула в ответ, не отрывая глаз от его обнаженного торса. Обыкновенно майор надевал рубашку задолго до приближения к дому, но сегодня забыл. Прескотта вдруг бросило в жар от этого долгого смелого взгляда, а на ее щеках показался розовый румянец, который очень скоро стал ярче и заметнее. Майор готов был поклясться, что Леа предпочла бы прикоснуться к нему не только взглядом своих фиалковых глаз… Он поскорее натянул рубашку и неуклюже, второпях застегнул ее на все пуговицы.
Леа продолжала разглядывать его. Тревор вспомнил свои ощущения, когда она прикасалась к нему, — словно каленое железо полоснуло тогда его кожу. Жаркая кровь вскипела в его венах. «Но ведь это была не Леа», — напомнил он себе и тряхнул головой, чтобы освободиться от нахлынувших воспоминаний.
Тревор не заметил, что на ступеньках одной из ближайших хижин сидела пожилая негритянка. Она обратила на себя его внимание только теперь, когда собрала ребятишек и увела их подальше от молодых людей, чтобы не мешать им. Леа обхватила себя руками за талию крест-накрест и упорно продолжала глядеть на Тревора.
Что ж, прежде чем закончится этот день, он обязан принять какое-то решение. Либо попросить ее руки, либо навсегда покинуть «Ривервинд».
Леа судорожно сглотнула и уставилась в землю, чтобы отвлечь себя от сумасбродных мыслей. Но напрасно. Хорошо хоть Тревор все-таки догадался надеть рубашку. Его бронзовый загар окончательно околдовал ее: майор Прескотт, который стоял перед ней в эту минуту, ничем не напоминал больше того бледнокожего беспомощного джентльмена, явившегося к ним на плантацию несколько месяцев назад. Работа в поле подтянула и закалила его, мускулы играли на крепких руках при каждом движении. Леа и раньше считала, что он недурен собой. Но если бы сейчас ее попросили описать его, то она не смогла бы подобрать слова. Ей вдруг захотелось провести ладонями по его широким могучим плечам, по рукам, животу и убедиться, что на ощупь они так же крепки, как и на вид.
— Вы домой? — спросил Тревор.
С трудом возвращаясь к реальности, Леа провела языком по пересохшим губам и ответила:
— Да.
— Но я не вижу вашей лошади.
Она снова попыталась сглотнуть, но ком так и стоял в горле.
— Я пешком.
Тревор протянул руку, и Леа тревожно округлила глаза. Она не осмелилась бы ехать вместе с ним в одном седле. Их тела будут слишком близки, она вынуждена будет приникнуть к нему. Пристойно ли? Черт побери! Да начхать на пристойность! Последние полтора месяца были сущей пыткой. Она каждый день видела его, но не смела к нему прикоснуться, тогда как умирала от желания напомнить ему каждый миг той ночи.
Словно на ватных ногах Леа приблизилась к Самсону и вложила свою руку в ладонь всадника. Стараясь не думать о том пламени, которое пронеслось по их соединившимся рукам, она встала на мысок его сапога и вскочила на лошадь позади Тревора. Он немного повернул голову и приподнял бровь.
— Что-то не так? — спросила Леа. Он улыбнулся:
— Нет, ничего, просто мне казалось, что вы предпочитаете сидеть спереди.
Обхватив руками его талию, Леа прильнула щекой к широкой спине Тревора и ответила: