Владимир Мясоедов
Южные рубежи
Пролог
– Мурза Вебер, ну почему опять вы ставите на объезд окрестностей мой эскадрон? – Негодовал смуглый узкоглазый мужчина, чей выдающийся вперед живот плохо мог скрыть даже пошитый явно по индивидуальному заказу темно-синий мундир, обильно украшенный золотым шитьем, жемчугом и драгоценными камнями. Больше всего внимания привлекал нанесенный на всю спину рисунок из сокола, несущего в своих когтях змею с оторванной головой, что являлась личным гербом данного офицера. Изображение птицы едва заметно шевелило крыльями, а из трупа пресмыкающегося медленно и неохотно катились вниз темные капли крови. – Мы проверяли брошенные деревни, дозоры и ловушки вчера, мы проверяли их позавчера, мы проверяли их три дня назад…Разве нет других, кто может это сделать? Я думал, что служу в кавалерийской бригаде, где уж чего-чего, а дефицита всадников для подобной работы быть не может по определению!
– Я не мурза Вебер, а полковник Вебер. Потрудитесь уже запомнить это, Бимурат Иоанович. – Недовольно поджал губы потомок обрусевших немцев, одетый в почти такой же мундир, только с гербом в виде винной чаши и погонами, украшенными цепочкой мелких светящихся рубинов. – И ваших людей мне заменить при всем желании некем, ведь это единственная легкая кавалерия, что осталась в нашей крепости. Гречко, Филиппов и Дарайтов, как вам прекрасно известно, отозваны руководством дивизии. У Соколова после того как их в чистом поле накрыл налет вражеской авиации в строю лишь половина солдат, вдобавок это витязи и тяжелую кавалерию использовать для патрулирования окрестностей нецелесообразно. Лошади драгун Барбарисова отойдут от интоксикации алхимическим допингом, возникшей при экстренной передислокации, только к концу недели. Ну и кто остается? Вы, Коновалов со своими конными орудиями, три тысячи пехоты и обоз.
– Вот пусть пехота хоть раз и разомнет ножки! Тут до границ наших сигнальных постов недалеко, километров десять всего в одну сторону! Опять же, этих бездельников много, новую сотню можно целый месяц посылать.
– Посылать – можно. Но если они хоть раз наткнутся на противника, то какие у них будут шансы обратно своим ходом вернуться?
– Ой, да кто этих гречкосеев считает?! Там же ни одного приличного человека, только крестьяне под рекрутскую повинность попавшие, да десятники-ведьмаки из числа такого же отребья. Допускаю, что среди сотников достойные люди еще могут попасться, но чего-то я не помню, чтобы у нас в пехоте имелся хотя бы один истинный маг или подмастерье из хорошего рода…
Остальные присутствовавшие в штабе офицеры на спор командира эскадрона с полковником не обращали особого внимания, поскольку были заняты своим делами. Двое курили у открытого окна, выпуская наружу кольца дыма и поглядывая с высоты центрального донжона на пусть не самую большую, но все-таки крепость. Один с сосредоточенным видом писал письмо, времени поглядывая на лежащий перед ним раскрытый медальон с локоном светлых волос. Еще пятеро корпели над картами, и в данный момент козырем были черви. В общем, представители командного состава не высказывались ни за, ни против прозвучавшего предложения. Тридцать четвертая сборная кавалерийская бригада армии его императорского величества Льва Первого на фоне остальных частей Российской армии не могла похвастаться ни богатой историей, ни славными традициями, ни хотя бы численностью, выучкой и оснащением солдат, которым повезло в нем служить. И это очень расстраивало присутствующих в составе данного подразделения офицеров, пусть и по несколько разным причинам. Одних печалило отсутствие возможности бравировать перед барышнями или старыми знакомцами. Вторые с тоской признавали, что ратные подвиги, связанные с ними награды и захваченные по праву победителя трофеи, скорее всего, пройдут мимо них. Третьи сетовали на скудность обеспечения их части, которой боеприпасы, продукты питания и положенные по уставу предметы роскоши вроде вина или сигар доставались едва ли не по остаточному принципу. Ну и конечно очень беспокоил всех умеющих думать вопрос того, насколько велики шансы данного кавалерийского полка уцелеть в бушующем вовсю пожаре Четвертой Мировой Войны, где уже успели сгинуть без остатка многие куда более серьезные подразделения. Однако, опасения свои обладатели роскошных офицерских мундиров старались прятать или, по крайней мере, при широкой публике не обсуждать. Все-таки подавляющая их часть являлась представителями благородных дворянских фамилий, по праву рождения владеющих силами магии и повелевающих представителями низших сословий. Признаваться в собственной трусости грозило аристократам потерей лица и общественным порицанием, а чересчур бурные обсуждения территориальных и людских потерь вкупе с возможными рисками могли обернуться беседой с представителями духовенства, что бдительно надзирали за душами своих подопечных и могли не только одергивать своих подопечных, но и наказывать их. В некоторых случаях – превентивно.