Уточнив направление будущего канала, мирабы вер-иулись в штаб. На открытие строительства съехались и председатели колхозов. Поближе к Шушаняну пристроился Сейтназар. Штаб расположился в просторной шестистворчатой юрте. Таких штабов на канале было пять. Главный находился в Чиили. Им руководил сам Шушанян.
Первым заговорил комиссар Ерназаров. Он сказал, что кто-то должен начать строительство, и поручить это можно любому джигиту из любого аула, ибо в конечном счете не так уж важно, кто первым ударит кетменем. Однако говорил он вяло, опустив голову. Видно, в душе сознавал, что слова его неубедительны и собравшимся здесь мирабам не понравятся.
Едва Ерназаров закончил речь, как с камчой в руке вскочил чернобородый из рода Конрат. Все насторожились, затаили дыхание. Однако чернобородый оказался умницей.
— Братья, — твердо сказал он, — всех нас привела сюда забота о благе. Речь идет не о каком-нибудь дележе между аулами или родами, а о деле всеобщем, можно сказать, всенародном. Поэтому почетное право начать строительство мы предоставляем джигитам из аула Байсун… Думаю, как верно тут сказал сын Ерназара, от этого никто не обеднеет. Не хана ведь выбираем…
Видно, чернобородый был в своем роду почтенным человеком: никто ему возражать не стал. Сейтназар от радости чуть приподнялся и гордо выпятил грудь. Крутой затылок налился краской. Начальство переглянулось: кто мог полагать, что все так просто решится? В юрте облегченно вздохнули, сразу поднялся одобрительный гул, некоторые потянулись к выходу. И тут опять поднялся чернобородый.
— Братья, — зычно начал чернобородый, — большое дело затеваем. Всенародное. Это верно. Но верно и то, что у каждого из нас есть малые дети. (Бекбаул вспомнил слова хромого Карла. Он сказал то же самое, когда у него просили повозку). И хотелось бы уяснить, что мы будем иметь за наш труд, за наш пот, за наши старания. А то разное говорят. Одни говорят, трудодни запишут, другие — будто товар дадут. Давайте с самого начала точно договоримся. Чтобы потом обид не было…
Чернобородому ответил Шушанян.
— Товарищи, в этом вопросе никаких тайн у нас нет. Председатели колхозов были информированы заранее. Средств, выделенных на строительство канала, не хватает, чтобы оплатить труд каждого. Оплату произведут колхозы по трудодням. Я думаю, обид тут не должно быть. Современное международное положение вам известно… На развитие индустрии, сами понимаете, требуются громадные средства. Вот так…
Заметив, что Шушанян как-то приуныл после этих слов и нахмурился, Бекбаул посмотрел на него с сочувствием и решил его каким-то образом поддержать, приободрить. Он робко кашлянул. В конце концов неудобно все время молчать. Он такой же мираб, как и все. А тут еще мысль мелькнула, что неплохо бы понравиться товарищу Шушаняну…
Сейтназар чувствовал себя сегодня на седьмом небе, весь сиял, а поняв, что его мираб намерен еще и выступить перед всем честным народом, радостно кивнул, дескать, давай валяй, не робей.
Бекбаул решительно вскинул голову, повернулся в сторону начальства:
— Шушеке!
В юрте грохнули. Бекбаул ничего не понял, растерянно оглянулся. Что он такое сказал? Чего тут все со смеху помирают? Дернул его черт за язык! Сидел бы да помалкивал. Ишь, заржали. Даже рта раскрыть не успел. И Сейтназар смущенно пригнулся, плешивую голову почесал.
Недоуменно поглядывал на хохотавших и товарищ Шушанян. В казахском языке он был не силен и не понимал, что всех рассмешило неуклюжее словечко "Шушеке" — производное от его фамилии, с которым обратился к нему молодой мираб. Начальник строительства вопросительно посмотрел на Ерназарова. Тот весь трясся от хохота и вытирал слезы.
— Ох… ох, ну и… ляпнул!..